художник того пожелает, позаботиться о том, чтобы автор поставил свой автограф. Как позже объяснил Глущенко, под предлогом «не обременять фюрера» такими встречами он вежливо отказался от предложения Риббентропа, но альбом привез с собой в Киев, на который, кстати, через месяц были сброшены первые бомбы агрессора.
Но не успел Глущенко возвратиться домой – бдительная Москва шифровкой из Берлина уже была проинформирована как о встрече Глущенко с Риббентропом, так и об альбоме с акварелями Гитлера. Узнал об этом «сам» Сталин, которому по его желанию в том же мае 1941 года этот альбом был доставлен для «просмотра». Естественно, такой поворот событий добавил Глущенко эмоций и переживаний, разумеется, не положительных. Особенно тогда, когда немецкие отборные части пересекли государственную границу нашей страны и двинулись на Восток. В таких условиях личностный контакт киевского художника с представителями гитлеровской верхушки мог быть прочитан сталинскими службистами по-разному. И он в тревоге ожидал дальнейшего развития событий, а они завершились в сентябре 1941 года, причем по тем временам совершенно неожиданно: сотрудник МГБ сам пришел к Глущенко, возвратил ему альбом, потребовав при этом соответствующую расписку.
После войны альбом хранился в личной библиотеке художника. Когда же в 80-х годах его мастерскую посетила заместитель министра культуры Украины Ольга Чернобривцева, Глущенко не только рассказал о всех перипетиях с альбомом, но и, раскрыв «секреты», показал ей репродукции акварелей. На такой шаг он пошел не в последнюю очередь и потому, что Чернобривцева пользовалась среди художественной интеллигенции хорошей репутацией, словом, он ей доверился. После же смерти художника в 1977 году его вдова М.Д. Глущенко и брат В.П. Глущенко охотно передали альбом Чернобривцевой, а та со временем – мне.
Конечно же, я предпочитаю смотреть не гитлеровские «творения», а произведения того же Глущенко, многие из которых, и прежде всего такие, как «Киев. Март», «Сад в цвету», являются вершинными достижениями лирического пейзажа. Но «встреча» с Гитлером-художником каждый раз напоминает о моем первом общении с гитлеризмом в грозном 1941 году, которое было «заочным» по отношению к фюреру, но лицом к лицу с фашистским зверьем. Это «общение» навсегда оставило ноющие зарубки на моем детском сердце.
Об этом я думаю часто. В том числе и тогда, когда смотрю альбом, полученный в Берлине от Риббентропа украинским художником Глущенко за месяц до начала великой отечественной трагедии. Акварели, написанные рукой Гитлера… Акварели, которые побывали в руках Сталина… И все это стало для меня символом кошмара, страшного сна, неземного ада.
И еще одна деталь. В 1990 году в Киевском музее КГБ была организована экспозиция художника, а в журнале «Украина» опубликована статья о Глущенко-разведчике.
В предперестроечном водовороте
Конечно, мои «номенклатурные истоки» – это по времени тот период нашей
