скрыться от пронзительных глаз.
Учитель молча начинает передавать мне духовную энергию, тем самым давая ответ.
– Почему вы были здесь? – осторожно спрашиваю я, пока мужчина выравнивает течение энергии в моём теле. Он делает это явно не в первый раз: он помогал мне, когда я была в беспамятстве, когда проснувшиеся воспоминания вывели меня из равновесия. Не будь здесь учителя… я могла бы умереть.
Чужие руки, что умывали меня и гладили, они… не мерещились?
Убрав ладони с моей спины, мужчина поднимается.
– Ты задержалась, и я пришёл проверить.
Значит, медитация вышла достаточно долгой, чтобы пробудить в учителе беспокойство. Сердце болезненно сжимается.
– Пойдём.
За пределами пещеры идёт снег.
Снежинки оседают на коже, тают от тепла и стекают на землю каплями. Ощущения немного неприятные, но холод не пробирает меня до костей в неподходящих для времени года одеждах. Рука, как по воле кукловода, тянется к даньтяню[24], силясь ощутить внутренние изменения. Свободной рукой я ударяю духовной энергией в персиковое дерево, рассчитывая сломать одну из его веток, однако, вместо этого валю его целиком.
Бай Хэпин останавливается посреди тропы и медленно поворачивает голову. Заметив мою прижатую к даньтяню ладонь, он выдавливает из себя снисходительную улыбку.
– Ты сформировала золотое ядро прежде, чем произошло искажение, – поясняет учитель. – Ошибка в том, что ты не сумела вовремя остановиться.
Мужчина говорит что-то ещё, однако я пропускаю его слова мимо ушей. Как бы то ни было, своей цели я достигла: золотое ядро теплится внутри, приближая меня к той силе, с которой я достигну желаемого! С золотым ядром никто не сможет оспорить моё право стать главой дворца Безмятежности. После этого имя Бай Хэпина канет в небытие, а Фэн Цзяньсюэ захлебнётся в…
Спина больно ударяется о шершавый ствол, запястья сжимают так, словно их перетянули лентами. В действительности же их стискивает в своих нежных, как шёлк, пальцах Бай Хэпин. Только вот в самих руках никакой нежности нет.
– Учитель?.. – я в ужасе смотрю на мужчину, нависающего надо мной. В серых глазах – холод. Само лицо пустое, не искажённое ни гневом, ни расстройством. Поджатые губы отражают то ли брезгливость, то ли нежелание разговаривать со мной. И ужас мой вызван не тем, что меня с силой прижали к персиковому дереву, хотя сейчас оно уже кажется похожим на колонну главного дворца, а тем, что я узнаю это лицо. Именно так Бай Хэпин выглядел, когда убил меня.
Накатывает тошнота, и я отворачиваю голову, подавляя ложные позывы, когда запястья вдруг перехватывают одной рукой, а другая цепко берет меня за подбородок. Во взгляде мужчины появляется что-то похожее на решительность и упрямство, и горячая влага чужих губ передаётся моим. И будто одного прикосновения мало, зубы Бай Хэина цепляют нижнюю губу. Боли нет, но я и не собираюсь её дожидаться, пытаюсь вырваться, сбежать, как и тогда, в доме градоначальника, только вот Бай Хэпин теперь не пребывает
