отдавать кому-то два года своей жизни?
– Потому что ты живешь здесь, в доме отца, в фешенебельном пригороде Вашингтона, спишь в теплой, мягкой постели. Благодаря нам ты никогда не знала жизненных тягот.
– Тогда бейте меня! Обращайтесь со мной, как с рабыней, только дайте делать то, что я хочу.
– Прекрасно! – Глаза матери вновь зажглись черным огнем. – Делай что хочешь. Но помни: ты никогда не сможешь ходить с высоко поднятой головой, если будешь думать только о себе. Ты знаешь, как вели себя черные студенты в городе Литл-Рок? На их головы были направлены дула автоматов, для их шей ку-клукс-клан приготовил веревки, но они шли в колледж, шли туда каждый день. А ты знаешь, ради кого они это делали? Они делали это ради тебя. А для кого собираешься жить ты, Шарон Блейк?
– Для самой себя! – Она взбежала к себе наверх и с силой захлопнула дверь. Но материнские слова не шли у нее из головы – так всегда получалось с ее доводами. Мириам была не самым легким человеком, чтобы жить с ней, узнавать ее и любить. Она никогда не стремилась сделать жизнь приятной для своих близких, однако по большому счету она делала то, что дóлжно делать для каждого члена семьи.
В тот вечер Фримен Блейк попытался переговорить с женой. Он понимал чувства Шарон, знал, как страстно она мечтает о Калифорнийском университете. Почему бы не позволить ей, хотя бы для разнообразия, поступить по своей воле?
– Потому что на ней лежит ответственность. Как и на нас с тобой.
– Но взгляни на дело с другой стороны. Она молода. Дай ей шанс доказать, на что она способна. Может, она не хочет сжигать себя ради идеи? Может, ты одна делаешь достаточно – за всех нас? – Однако они оба знали, что это лишь часть правды. Дику, брату Шарон, было еще только пятнадцать лет, но он был как Мириам. Весь, до мозга костей. Он разделял ее идеи, даже в еще более непримиримой, более радикальной форме. Никто не мог выбить его из седла. Фримен гордился сыном и в то же время признавал, что Шарон была другой. – Давай оставим ее в покое, и пусть она решает сама.
Они так и поступили. В конце концов в девушке возобладало чувство раскаяния. «Вот почему я здесь», – так закончила она свой рассказ Тане в тот, первый, вечер. Они сходили на обед в главную столовую и вернулись в свою комнату. Шарон надела розовый нейлоновый халат, который подарила ей по случаю отъезда ее лучшая подруга в Вашингтоне; Тана была в голубом байковом халатике, ее белокурые волосы были завязаны в «конский хвост». Она вопросительно взглянула в лицо своей новой подруги. Та вздохнула и придирчиво оглядела розовый лак, положенный на ногти больших пальцев ног.
– Я думаю поступить в Калифорнийский университет после того, как окончу двухгодичный курс здесь, – ответила она на незаданный вопрос, вновь подняв глаза на Тану. – Мать требует от меня слишком многого. – Сама Шарон хотела лишь одного: быть красивой и элегантной, постараться сделаться известной актрисой. Этого было достаточно для нее, но не для Мириам.
Выслушав
