отрезала я жестче, чем собиралась. – Лучше вернемся к охраннику. Когда он видел отца в последний раз?
– Как раз накануне ограбления. В тот день Болотов тоже дежурил, а Степан заезжал вечером к нему на работу.
– Зачем?
– Сказал, что хочет кое-что проверить. По безопасности хранилища. Типа, у него появились сомнения. Какие конкретно, не сообщил. А еще смотрел видео с камер наблюдения. В самом хранилище камер нет, это запрещено. А тех, кто туда заходит, снимают. Вот эта запись и заинтересовала твоего отца.
– Вы её смотрели?
– Конечно. Но ничего необычного не заметили.
– Можешь достать запись?
Влад хмуро взглянул на меня и уточнил:
– Думаешь, мы что-то пропустили? На ней, действительно, никаких происшествий. Просто разные люди.
– И все же хочу ее увидеть. Посмотрим вместе еще раз.
– Хорошо, попробую достать. Заеду завтра в контору.
– Тогда, пожалуй, пора спать. День выдался не самый легкий, – я поднялась и вдруг заметила, что мой собеседник пристально смотрит в сторону. Проследив за его взглядом, поморщилась и мысленно отругала себя. Оказалось, Влада привлекла фотография моего отца в военной форме, выставленная на полке книжного шкафа. Я видела, как сжались его губы и напрягся подбородок, от чего шрам на щеке стал более заметным. Мне тут же захотелось отвлечь его от мрачных воспоминаний. И кроме того, от самой фотографии. На ней рядом с отцом было еще двое мужчин, и один из них – Матвей.
Я подошла к шкафу и положила фотографию на полку лицом вниз.
– Пусть так лежит. Не хочу, чтобы она напоминала тебе то время. Думаю, ты пытаешься его забыть.
– Пытаюсь, – сдавленно ответил он. – Уже много лет. Только это невозможно.
– Мне очень жаль, – отозвалась я. – Не знаю, где конкретно ты служил, но это неважно. Там везде одно и то же. Но в чем я точно уверена, никто не должен через это проходить. Никто и никогда. Чем скорее это дойдет до людей, тем быстрее прекратятся войны. Нет в них никакой романтики. Только боль, ужас и смерть. Поэтому те, кто воевал, никогда это не обсуждают. Отец не рассказывал мне ни о чем, хотя поначалу я спрашивала. Потом поняла, это как тыкать раскаленной кочергой в незаживающую рану.
Влад внимательно смотрел на меня и молчал. А дальше тихо произнес:
– Странно. Лучше всего меня понимает человек, никогда в этой мясорубке не побывавший.
– Поверь, – мрачно отозвалась я, – благодаря отцу я была там много лет. Если не физически, то морально. И точно не хочу, чтобы кто-нибудь еще такое на себе испытал.
Глава 19
После разговора я ушла к себе в комнату, снова ощущая странную, смутную тревогу, смешанную с досадой. Пыталась вспомнить и наконец поняла. Раньше уже чувствовала такое, когда сталкивалась с чем-то неизвестным в себе. Тем, что ставило в тупик и мешало самоконтролю, выбивая почву из под ног. Гораздо спокойней я относилась к любым помехам
