Но конечно же! – воскликнул он, чрезмерной и шумной сердечностью заглаживая свое колебание.
Джон глубоко и счастливо вздохнул.
– Подумать только – осуществляется то, о чем мечтал всю жизнь. Помните, что говорит Миранда?
– Кто?
Но молодой человек, видимо, не слышал переспроса.
– О чудо! – произнес он, сияя взглядом, разрумянившись. – Сколько вижу я красивых созданий! Как прекрасен род людской! – Румянец стал гуще: Джон вспомнил о Линайне – об ангеле, одетом в темно-зеленую вискозу, с лучезарно юной, гладкой кожей, напоенной питательными кремами, с дружелюбной улыбкой. Голос его дрогнул умиленно. – О дивный новый мир… – Но тут он вдруг осекся; кровь отхлынула от щек, он побледнел как смерть. – Она за вами замужем? – выговорил он.
– За мной – что?
– Замужем. Вступила с вами в брак. Это провозглашается индейскими словами и нерушимо вовек.
– Да нет, какой там брак! – Бернард невольно рассмеялся. Рассмеялся и Джон, но по другой причине – от буйной радости.
– О дивный новый мир, – повторил он. – О дивный новый мир, где обитают такие люди. Немедля же в дорогу!
– У вас крайне эксцентричный способ выражаться, – сказал Бернард, озадаченно взирая на молодого человека. – Да и не лучше ли подождать с восторгами, увидеть прежде этот дивный мир?
Глава 9
Линайна чувствовала себя вправе – после дня, наполненного странным и ужасным, – предаться абсолютнейшему сомотдыху. Как только вернулись на туристский пункт, она приняла шесть полуграммовых таблеток сомы, легла в кровать и минут через десять плыла уже в лунную вечность. Очнуться, очутиться опять во времени ей предстояло лишь через восемнадцать часов, а то и позже.
А Бернард лежал, бессонно глядя в темноту и думая. Было уже за полночь, когда он уснул. Далеко за полночь; но бессонница дала плоды – он выработал план действий.
На следующее утро, точно в десять часов, мулат в зеленой форме вышел из приземлившегося вертоплана. Бернард ждал его среди агав.
– Мисс Краун отдыхает, – сказал Бернард. – Вернется из сомотдыха часам к пяти, не раньше. Так что у нас в распоряжении семь часов.
(«Слетаю в Санта-Фе, – решил Бернард, – сделаю там все нужное и вернусь, а она еще спать будет».)
– Безопасно ей будет здесь одной? – спросил он мулата.
– Как в кабине вертоплана, – заверил тот.
Сели в машину, взлетели. В десять тридцать четыре они приземлились на крыше санта-фейского почтамта; в десять тридцать семь Бернарда соединили с Канцелярией Главноуправителя на Уайтхолле; в десять тридцать девять он уже излагал свое дело четвертому личному секретарю его фордейшества; в десять сорок четыре повторял то же самое первому секретарю, а в десять сорок семь с половиной в его ушах раздался звучный бас самого Мустафы Монда.
– Я взял на себя смелость предположить, – запинаясь, докладывал Бернард, – что вы, ваше фордейшество, сочтете случай этот
