хотят договориться обо всём.Спустя всего лишь незначительное время
Штаб-офицер завёл его в просторный зал.
Под яркой люстрой, возвышавшейся над всеми,
Стоял спиной к нему плечистый генерал.
На зеркалах был виден профиль отражённый,
И дядя Ваня сразу заподозревал:
Там, впереди, стоял тот самый батальонный,
С которым вместе на германской воевал…
Они тогда сумели выбраться из плена
И пробирались по тылам врага к своим.
Так и дошли бы до церквушки непременно,
Но путь войны тернист и неисповедим.
Шли по ночам, заставы преодолевая,
Обоз из двух телег вёз раненых бойцов.
И вот, когда была близка передовая,
Путь преградила им долина мертвецов.
Её, ту самую, солдаты не забыли,
Здесь тёмной ночью сослуживцы полегли.
Их батальон наполовину истребили,
Живьём германцы огнемётами сожгли.
Пять вёрст примерно до своих. Считай, что рядом.
Вдруг выстрел; следом приближающийся звук.
Их разнесло упавшим рядышком снарядом.
Знать, неслучайно это место так зовут.
А дядя Ваня, будто бы заговорённый,
Стоял один среди раскинувшихся тел.
Недалеко стонал от боли батальонный,
Просил добить его, жить больше не хотел.
Он много дней в плену, испытывая муки,
Примеры стойкости солдатам преподнёс.
И дядя Ваня снова, взяв его на руки,
К своим с большим трудом, но всё-таки донёс.
В санчасти врач позвал всех для переливаний,
Кровь командиру срочно редкая нужна.
Её нашли у одного лишь дяди Вани,
Солдатской кровушкой скрестила их война.
А год спустя он батальонного увидел,
Когда их полк переводили в Петроград.
Полковник в звании, он, из машины выйдя,
Отдал солдатам честь, как будто был парад…
Вполоборота генерал к ним повернулся,
Сказал посыльного поближе подвести.
Взглянул внимательно, внезапно отшатнулся:
«Иван? Голубчик, да неужто это ты?!»
«Так точно, ваш-выс-бродь. Иван я. Этот самый.
Тотчас по вашему приказу приведён».
«Я не терплю в солдатах этакого срама,
Ты в грязном, рваном, весь избит и измождён».
Распорядился генерал отмыть солдата,
Обмундировку выдать чистую ему.
Дать отоспаться, обойтись с ним непредвзято.
«Иван, – сказал он, – я с утра тебя приму».
Они ушли, но дядя Ваня был расстроен,
Он ведь хотел замолвить слово за коня.
Душа страдала, мозг одним обеспокоен:
«Каурый, как ты там и ждёшь ли ты меня?»
И эти мысли, захватившие всецело,
Смогли уверенней момент свой оценить.
И дядя Ваня попросил штаб-офицера
Найти коня, и накормить, и напоить.
Произошедшее страдания затмили,
Куда девался его давешний
