Зоран пришёл на отчётный концерт сына в растрёпанных чувствах, сел на продавленное бархатное кресло с третьего раза: два раза пытаясь расправить брюки и пиджак, недовольно фыркая от того, как они предательски подминаются каждый раз. Два раза во время представления ему звонили, и он выбегал, начав срочный разговор, попутно чертыхаясь и извиняясь перед сидящими в их ряду родителями. Возвращался, весь раскрасневшийся и ещё более встревоженный, чем до этого, плюхался на кресло, пыхтя да хмуря брови на цыкающую и ворчащую на него жену.
– Слушай, ты можешь хоть иногда отложить свои дела и спокойно провести с нами время? – не вытерпела наконец Катарина, когда они сидели в машине спустя полтора часа.
– Нет, не могу. Ты же знаешь, какие у меня дела.
– И какие такие дела?
– Бл*ть, зайка, не начинай. Я зарабатываю деньги. И есть разговоры, которые я не могу отложить! Неужели это не понятно?
– Настолько важный разговор, что нельзя перезвонить чуть позже?
– Да.
– А сейчас ты сидишь с таким лицом, будто это я что-то делала не так и я в чём-то виновата!
– С каким лицом я сижу?! Обычное у меня лицо!
– Такое!
– Какое?
– Каменное! Недовольное! Злое! Что, я не вижу, что ли? Почему ты всегда начинаешь отнекиваться?
– Так, всё, я не собираюсь это обсуждать. Надоело уже, – резко отрезал Зоран.
Катарина отвернулась в окно, пейзаж расплывался из-за капель дождя, повисших на боковом стекле. Скорость была высокой, капли подрагивали, застыв на стекле, в глазах от этого рябило. Она отвернулась и уставилась на дорогу, стараясь даже боковым зрением не смотреть на супруга. Если бы не дочь и сын, притихшие на заднем сиденье, она бы ответила. Или расплакалась.
Не от обиды, нет, скорее от раздражения, которое подступило к самой глотке, перекрыв дыхание. Такое сильное, что одна за другой полетели мысли: «Вот разведусь с ним, будет знать!»; «Да как же он надоел, сил нет!»; «Ненавижу его “не собираюсь это обсуждать”, почему он всегда так говорит? Почему нельзя просто обсудить?!» и т. д. Всем этим словам суждено было остаться лишь мыслями, которые с завидным постоянством возникают в головах обоих супругов в каждом браке. Ох, если бы люди озвучивали всё, что они думают. Наверное, дольше всех протягивают только два типа брака: в котором никто ничего не озвучивает и в котором всё обсуждается. Первый тип, к сожалению, встречается намного чаще.
Они никогда не доводили конфликты до конца, не обсуждали, не решали их. Зачастую все ссоры и распри просто заминались, копились внутри Катарины и Зорана. Одно на другое, одно на другое – пока что-то мелкое, незначительное не послужит поводом, и весь этот ворох молчания вспыхнет вулканом, извергающимся десятками обвинений, оскорблений, претензий.
Зоран скажет:
– Сколько же зла ты копишь!
Катарина ответит:
