усевшись на штабеле брёвен у одного из заборов, уставились на меня, словно на какую-то диковинную зверюшку. Тётка подошла к покосившейся калитке с облупившейся бурой краской и, толкнув её, завела меня во двор. Под навесом лошадь меланхолично жевала сено, а возле поленницы на колоде для рубки дров сидел бородатый мужчина и смолил вонючую папиросу.
– Быстро ты, Зоя, туды-сюды обернулась.
– Так, что тянуть-то? Племяша забрала и назад. Чаи там распивать, что ли?
– Могла бы, и переночевать в городе.
– Чего это я в городе не видела? Шум да вонь одна. Да и хозяйство. Ты-то, как себя чувствуешь? Как спина?
– Ничего. Дай тебе Бог здоровья. Как начал растираться твоей мазью, так и забыл про свой радикулит.
– Вот и хорошо. Заканчиваться будет, я ещё дам.
– Может, зайдёте в дом? Я, сейчас, самовар поставлю.
– Некогда, Степан. Домой поедем.
– Ну, как знаешь.
Тётка вывела из-под навеса лошадь и запрягла её в телегу. Мужик сделал затяжку, окутавшись сизым облаком, цвиркнул в сторону жёлтой слюной и пошёл открывать ворота. Зоя подождала, когда я усядусь, сразу утонув в пахучем сене, села сама и, звонко причмокнув губами, тронула вожжи. Лошадь понуро опустила голову и потащила телегу со двора. Мимо, рыча мотором, промчался мотоциклист. Мальчишки стайкой сорвались с брёвен и помчались куда-то вдоль по улице, галдя, словно галчата. Где-то протяжно замычала корова, а на соседний забор, шумно трепеща крыльями, взлетел петух и принялся кукарекать, гордо выпятив радужно переливающуюся грудку. Я смотрел на всё это и остро чувствовал, что совершенно чужой здесь.
А, потом, мы ещё ехали минут сорок по лесной дороге. Пегая кобыла, тащившая телегу, постоянно обмахивалась хвостом, распугивая тучи мошкары, и ёкала селезёнкой. Я смотрел на кривые деревья с чахлой листвой, наполовину утонувшие в буйной зелёной траве, на чавкающую землю, на мошкару и чёрных ворон, с карканьем носившихся над головами, и думал о том, что вряд ли мне будет тут так же хорошо, как в своей квартирке. Кажется, я поторопился, согласившись на эту глупую затею.
Наконец, приехали. Не так я представлял себе отдых в деревне. Совсем не так. Бревенчатая изба, вросшая почти по самые окна в землю, небольшой огородик с чахлой растительностью, склизкая ото мха деревянная лодка у мостков в десяти метрах от крыльца и вездесущие вороны на покосившихся кольях ограды из жердей. В щелястом сарае блеяла коза, и несколько тощих кур в компании облезлого петуха бродили по двору, отыскивая что-то в чахлой траве. И всё это охвачено полукругом тёмного мрачного хвойного леса, словно теснящего усадьбу к реке. Тётка завела кобылу под навес, распрягла и, забрав из телеги мою спортивную сумку, повела меня в дом. Пройдя через небольшие сени с каким-то сельскохозяйственным инвентарём и вещами, развешенными по стенам, я вошёл в единственную комнату и огляделся.
Под потолком и на стенах сушились
