будто отвыкнув от тела. Мягко, тепло, есть, чем дышать…
Юлька осмотрелась. Утопая в подушках, она полулежала на широкой кровати под балдахином.
Просторная комната, на полу – пушистый ковер цвета топленого молока. Глубокие кресла возле камина, весело потрескивает огонь. Стены – светлые обои в едва различимую мелкую полоску. Наличники дверей и каминная полка покрыты темной, будто отшлифованной временем резьбой. Массивные балки под высоким потолком, тяжелые шторы закрывают окно.
Рассеянно проведя рукой по шерстяному пледу, Юлька отрешенно произнесла:
– Не думала, что загробный мир может принимать столь причудливые формы.
Собственный голос показался чужим. Во рту пересохло, да и руки слушались не слишком хорошо.
– А он и не может, – послышалось сбоку, из-за спинки кровати.
Юлька резко повернулась, и комната слегка закружилась перед глазами. У изголовья стояла женщина лет сорока пяти, полноватая, небольшого роста, в строгом платье в крупную клетку. Волосы с легкой сединой уложены в пучок на затылке. В целом, благообразный вид домоправительницы времен викторианской Англии. Глаза с доброжелательным любопытством изучают Юльку. В руках у незнакомки – огромная, исходящая паром глиняная кружка.
– С возвращением. На-ка, выпей, пока не остыло… – «домоправительница» поставила кружку на небольшой прикроватный столик. Юлька послушно глотнула. На вкус напиток походил на клюквенный морс с добавлением каких-то трав. – Тебе как проще, послушать немного, или задавать вопросы?
– Сашка… – севшим голосом произнесла Юлька.
– Сашка жива, и все ваши живы. Правда у Марка психика пока не полностью восстановилась.
– Где она?!
– Не переживай ты так, спит.
Домоправительница повернулась и, отодвинув занавесь, показала на деревянную кроватку, укрытую кисейным пологом. Только теперь Юлька расслышала привычное родное сопение.
– А вот так резко вскакивать тебе пока не следует, голова закружится. С ней все в полном порядке, – незнакомка сделала подозрительное ударение на «с ней».
– А… Стан?
– Стан, это Станислав, я полагаю? – утвердительно произнесла собеседница, опустила взгляд и разгладила рукой складку на платье.
Юлька нервно сглотнула и кивнула.
– Он тоже жив… – она замолчала так красноречиво, что у Юльки захолонуло сердце.
– Но?
– Травма была слишком серьезной. Он потерял память, Юля. Не совсем, но последние три года не помнит. Вы с Сашкой для него – посторонние люди.
– О господи, «Санта-Барбара» какая-то, – вымученно улыбнулась Юлька, – как же мне это Сашке объяснить? А шансы, что он все вспомнит, есть?
– Боюсь, что нет, девочка моя…
Что-то мешало дышать, брызнули слезы и оставили на щеках горячие дорожки. «Я… мы для
