пряниками и рассказала одну из своих бесконечных историй из детства. Её родители был крестьянами, жили на земле. Отец ушёл на фронт лишь в 42-м. «Не отпускали бабы его, и не только мамка да тётка, которая жила с нами, но и все бабоньки деревни нашей, – улыбалась Зоя Константиновна, словно это было обыденным делом для неё. – Все мужики ихние ушли, остались только деды седые, которые не различали уже ничего и никого. Отцу-то и пришлось собирать урожай на всей деревне. Кого-то похоронил, кому-то роды принял. Животные телились в то время только так. В общем, как собрал всю деревню, чтобы с голоду не померли, так и ушёл. До весны упросили остаться, чтобы помог засеять огороды да поля. Через четыре месяца родилась я, недоношенной. Отец меня матери оставил напоследок. Да так и не вернулся взглянуть».
Ей быстро пришлось повзрослеть. Подростком она уже работала на заводе и шила бельё на всю страну. Жили в двух комнатах. «Маме повезло, но я так и не знаю, как мы получили тогда две большие комнаты почти в центре Ленинграда». Несмотря на отсутствие детства, как мне казалось, её рассказы про это время были полны теплоты и игривости.
«Помню, как мы получили свою первую зарплату. Выбежали на улицу и остановились как вкопанные. Мелочь брякала в карманах. Ещё дети, по сути, но уже с деньгами. А что делать-то с ними? Ну, родителям отдать, братьям и сёстрам что-то купить. Мы решили побаловать себя мороженым, а остальное отнести в семьи. Это был худший день в моей жизни, – голос Зои Константиновны дрожит, но она берёт себя в руки. – Бежим мы в парк, сентябрь был тёплым, как июль. На входе лоток с мороженым, рядом женщина в светлом. Улыбается нам. Мы к ней подходим и спрашиваем какое мороженое есть. Её глаза надо было видеть, хотя в лицо она нам не рассмеялась: „Одно“. И достаёт по рожку в фольге».
«Но почему это самый худший день, Зоя Константиновна?» – спрашиваю я осторожно. Чай уже давно закончился и мне нечем было скрыть мелкую дрожь.
«Потому что не попробовала я его. Уронила, растяпа. Засмотрелась на голубя, запнулась и – бряк, белое пятно на асфальте, – вздохнула Зоя Константиновна. – Следующий раз был примерно через год-два, когда я наконец приобщилась к этому лакомству».
Это было не раз, когда я проводила время то по соседям, то по друзьям. Иногда и босиком на снег выбегала. Не думаю, что я была одной – просто это не афишировалось, мы мало знали друг про друга в школе. С виду мы все причёсанные, умытые, одетые, но на поверку кроме обёртки ничего нет. Как и у одноклассников: никто не говорил, что дома у них произошёл скандал, все говорили про новые покупки, хвастаясь родителями и их достижениями. Но за что я еще благодарна школе и детству – за Татьяну Сергеевну, которая присматривала за мной, иногда звала на чай или оставалась после уроков расспросить как дела и помочь словом. Больше она ничего не могла сделать. Надо было лишь ждать, пока я вырасту и стану самостоятельной. Когда-то это должно было случиться.
Бабушки
Бабушка
