Кажимеры и без меня большая свита. – Она погладила Нельгу по плечу, но уверенно пересела с его колен на своё место. – Не думаю, что понадоблюсь ей там. Верно, госпожа?
Ну ещё бы. Это Уршула с Ляйдой носились по лесам и болотам, а Амельфе полагалось оставаться в господарском тереме. Она была глазами и ушами госпожи Кажимеры там, куда та не могла проникнуть: в кругу ближайших друзей Нельги, в шатрах на охоте и в личных покоях, когда там велись разговоры, которые не решились бы начать при госпоже.
Да и кто-то ведь должен докладывать о делах, когда все уедут в Тержвице.
Уршула снова отпила из чаши, оглядела Амельфу с головы до пят. Иногда ей казалось странным, что именно она удостоилась такой любви, а иногда – что просто не могло быть иначе. Вопреки сплетням Амельфа не привораживала Нельгу, только изредка мягко и музыкально усиливала потребность в своём присутствии или приглушала жар, если господарь слишком заигрывался с другими девушками. Она не жалила, не калечила и не перекраивала заново. Больше слушала, чем говорила. Поддерживала Нельгу, но не боялась сказать слово против.
Амельфе было двадцать шесть – ровесница Нельги. Вот уже семь или восемь лет тот считал её своей верной подругой и любимой женщиной, и этого не изменили ни его связи с другими, ни женитьба на дочери мазарьского господаря, которую устроила госпожа Кажимера. Амельфу многие находили очаровательной, но на взгляд Уршулы, дело было совсем не во внешности. Молодой господарь был хорош настолько, что в качестве его любовницы представлялась кто-то вроде Ляйды, не меньше, – чтобы глаза жгло от неоспоримой красоты. А Амельфа была коренаста, с чересчур широким ртом и щербинкой между передних зубов. Белокурая, сероглазая, с лицом такой формы, какую образуют шеи двух подплывающих друг к другу лебедей – мила, бесспорно, но не настолько, чтобы потерять голову. Так что она покоряла другим.
Уршула знала: лебеди выглядели нежными птицами, но на деле были сильны и опасны. Годы, прожитые в господарском тереме, научили Амельфу заводить соратников и казаться врагам безобиднее, чем она была на самом деле. Амельфа со всеми держалась доброжелательно и никому не строила козней, но Уршула догадывалась, что сокрушительным колдовством Звенящего двора та владела так же чудесно, как и невесомым.
– Госпожа моя, – сказал Нельга, закидывая в рот сахарный шарик. – Если нужно, я дам твоим ученицам своих людей. Чтобы защитить их в борожских землях.
Не удержавшись, Уршула стрельнула взглядом в Ляйду. Та держалась куда невозмутимее – пушистые ресницы по-прежнему опущены, пальцы оплетали чашу. Если она и думала о том же, о чём и Уршула – что им даром не сдались господаревы дружинники, – то понять этого было никак нельзя. Только мешаться будут – у них ни крыльев, ни волшебных коней. А что до защиты, так Уршула и Ляйда прекрасно справятся сами.
Госпожа Кажимера мягко улыбнулась.
– Не думаю, что твои люди в борожских землях обрадуют господаря Добромысла.
Нельга прищёлкнул языком.
– Тоже
