так устроена покупка-продажа ценных бумаг, это происходит каждый день, и никто не жалуется. Все получили то, что хотели, и если не узнают большего, то будут довольны исходом сделки. Я лишь воспользовалась тем, что продавец и покупатель не знают друг друга, к их удовольствию и своей выгоде.
По правде говоря, я считаю, что от общения с социопатами можно получить больше, чем от обычных людей. Мы – то, благодаря чему движется мир. Социопаты исполняют мечты. Или делают вид, что исполняют. Иногда мы единственные, кто обращает внимание на потребности и нужды других людей, не выдавая при этом истинный смысл своего интереса. Мы долго изучаем выбранную жертву и становимся тем, кто ему необходим, – идеальным работником, боссом или любовницей. И делаем это вовсе не из-за злобного умысла или желания провернуть тайные дела. Наши жертвы, как правило, получают удовлетворение от обмена и рады ему. Хотя, конечно, мы не будем ничего делать бесплатно – все имеет свою цену: деньги, власть, восхищение. Но и наш партнер не останется обделенным. Возможно, вам покажется, что цена слишком высока, но если вы заключаете сделку с дьяволом, значит, ни один ангел не предложил вам более выгодных условий.
Как вы относитесь к морали? Вам не кажется, что было бы гораздо проще оценивать всех людей, в том числе и себя, по принципу «выживут наиболее приспособленные»? Социопатов часто упрекают в том, что мы не умеем жалеть и раскаиваться, и почему-то ставят нам это в вину. Принято считать, что способность чувствовать себя виноватым – признак хорошего человека. Мне это кажется странным. В мире нет объективной морали, которая подошла бы всем. Даже богословы и философы за время своих тысячелетних споров так и не пришли к пониманию того, что такое высшая нравственность и каковы ее признаки. Мне сложно поверить в такую изменчивую субстанцию, которая спокойно оправдывает кровную месть, смертную казнь и «справедливые» войны. Хоть я и религиозна, как многие другие люди, и именно вера направляет мою жизнь по пути нравственности, помогает избегать тюрьмы и оставаться незаметной в толпе, суть морали остается для меня тайной за семью печатями.
Я прагматик. Если мне выгодно, я следую нормам морали, если нет – поступаю так, как мне нужно, не ища для себя оправданий. Однажды так вышло, что я помогала заполнить документы на получение компенсации от немецкого правительства пожилым супругам, пережившим холокост. Светловолосой женщине было около восьмидесяти, видно было, что она тратит большие деньги на косметику, одежду и пластические операции. Муж был еще старше, с седой гривой волос и таким выражением лица, словно он – престарелая звезда Голливуда. С его документами все было в порядке, он даже показывал мне лагерный номер, вытатуированный у него на предплечье. А вот бумаги женщины вызвали у меня сомнения. Согласно документам, она находилась в нескольких лагерях с перерывами, что выглядело крайне бесполезно для немцев и не совпадало с историей, которую она рассказывала. Я не знала, как лучше заполнить формы, и сказала,
