него.
– А тебя?
– Как меня зовут?
– Ага.
– Хм, ну, мне не давали человеческого имени, кажется…
– Кажется?
– Нет, не давали.
– И как же мне тогда тебя называть?
– У меня есть код.
– Код? То есть, номер модели?
– Он самый! – он гордо и по-мальчишески задрал голову.
– Думаешь, я смогу каждый раз произносить десятизначное число, обращаясь к тебе?
– Не десяти, а четырнадцати…
– Давай обойдёмся без номеров, – прекрасная идея пришла мне в голову, – я сам назову тебя.
– Ты? И как же ты выберешь имя?
– У меня уже есть мысль! – я довольно улыбнулся. – Как много книг ты знаешь?
– Все, что были написаны.
– Отлично. Знаешь Булгакова?
– А как же.
– Мастер и Маргарита?
– Ты заставляешь меня насторожиться. – он аккуратно сел на диван, как бы подтверждая свою боязнь.
– Ты будешь Примусом. Я починил тебя, как Кот-Бегемот. А ты отлично подходишь на роль Примуса!
Робот растеряно похлопал глазами, вернее, проекциями зрачков и ни слова не сказал.
Минуту мы просидели в тишине, потом он выдал странный всхлип.
– Что? До такой степени не понравилось имя? – я уже готов был расстроиться.
Но Примус залился легким детским смехом, немного трясясь, как при настоящем смехе.
– Нет, мне понравилось. Кажется, это забавное имя! – он тепло улыбнулся. Тепло, потому что от этой улыбки мне тоже стало тепло.
Идиллия вечера прервалась входящим звонком от моей работодательницы и по совместительству единственной близкой приятельницы.
Трисс была просто забавной соседкой, той самой, с которой обычный трёп на лестничной клетке мог перерасти в глубокую и интересную беседу, пока мне не понадобилась работа. Она живёт как раз над магазинчиком, в котором я работаю. Это было удобно – каждое утро я будто спускался в свой магазин, просто открывая первый этаж дома.
Правда позже я переехал на пару кварталов дальше, но продолжил работать в магазине, иногда заходя к Трисс на чай или чтобы отчитаться о проделанной работе. Она всегда улыбалась, ставила чайник только я заходил. Усаживала меня за стол в гостиной, столик был очень низким, таким, что упирался мне в колени. Она раскладывала всегда один и тот же простенький прозрачный сервиз, все обязательно было на чем-то – чайник на подставке, стаканы на подстаканниках, чашки на пробковых подставках. Она говорила, что это «Бирде́кель». Мне казалось, это слишком грубое название. Она говорила, что это по-немецки. Трисс подсаживалась совсем близко, а когда смеялась часто проводила рукой по вороту моей футболки. Я никогда не прикасался к ней. Было что-то такое, что отталкивало меня от нее. В том, как и что она говорит, о чем думает. Было такое чувство, будто даже когда она улыбается, она скалится. Или просто напрягает мышцы, безо всякой на то эмоции…
У нее был муж. Был, но
