им. Черти. Они увидят, что такое настоящий зверь.
Ран двигался, как сломанная марионетка: нога запинается о ногу, руки тянутся к груди, царапают ее, скребутся; он пытается убрать их; плечи дрожат, они то клонятся к земле, словно он уже готов встать на четыре лапы, то выворачиваются так, что позвонки едва не сходят с места.
«Стой! Хватит!», – этого Ран уже не мог произнести, слова превращались в вой.
Боль последний раз крутанула кости, и огромный зверь, косматый, темношерстный, оскалившийся, с рычанием кинулся вперед.
Он сам мог оказаться на месте того, другого – он был там. Эти суки увидят, какими бывают звери.
Им было от силы четырнадцать-пятнадцать. Мелкие противные твари. Озлобленные, жестокие. Вот кому надо носить звериную шкуру.
В центре компании стоял тот, кого тоже сделали зверем. А потом отправили в школу, быть учебным манекеном. Пусть тренируют магию, пусть учатся сражаться – этого хотели чертовы ученые ублюдки для своих мелких ублюдков-магов?
А вот на, смотрите, у зверя может быть стая, и стая придет. Разорвет на куски, выпьет кровь, выгрызет сердце.
У Арло не было тех, кто мог спасти его, но он мог спасти другого.
Тесно было снаружи, и эта же теснота сдавливала внутренние органы. Ран видел, как компания подростков, ударами заставлявшая мага в облике зверя выть и крутиться, поворачивается на шум, как бросается в разные стороны, как кто-то из них, кто посмелее, поднимает руки, переплетает пальцы, готовый ударить по нитям и ответить магией. Слышал, как тонко взвыл один, как закричал второй, как страх, безрассудство и боль переплелись в одной ноте. Чувствовал, как крепкие лапы ударяют по влажной земле, отталкиваются от нее; как клыки хватанули за плечо первого – и вкус крови; как в пасти остается кусок кожи и мяса другого; как он задерживается во рту, затем проходит в горло; как крошечная частичка застревает между клыками, мешается. Было тошно, хотелось выть, кричать и дергаться, но воли на это не хватало, и Первый, счастливый, продолжал свою пляску.
Прочь, прочь, прочь. Мелкая погань, они такие же, как их отцы и матери, которые резали его, изучали, разглядывали – и переделывали, забирая изнутри все человеческое.
Тупые. Они так нелепо размахивали руками, думая, что успеют, что коснутся своих чертовых нитей, что ударят. Или пытались бежать. Трусы.
Как приятно хрустели сломанные пальцы, запястья, лучевые кости, как хорошо с холодом снаружи сочетался вкус теплой крови во рту. Но они не умрут. Просто пусть знают, каких зверей создали, что достали изнутри. Пусть платят по счетам и учатся.
Один-один, черти.
Крики становились все громче. Выбегали люди, появилась охрана. Оставив на руке ученика последнюю отметину, Первый выпустил его и рванул в сторону. Раздался выстрел – зверь скакнул правее. Земля запузырилась, как бурлящая вода, пошла буграми. Первый подскочил и, перескакивая с одной вершины на другую, понесся к забору, запрыгнул на решетку и так резко отступил, что Ран
