ь за зиму. Но мне всегда, как и полагает нормальному русскому человеку этого не хватало. Мне хотелось лесных бесплатных ягод – клюквы, морошки и черники.
За клюквой я давно не ходил, лет шесть, мне все было лень, или не хватало времени, хотя до болота, где она росла, было рукой подать, и там можно было без особого труда за день набрать полное ведро. Нашел я его, это клюквенное место случайно, когда с отцом ходил на рыбалку на Визовский пруд. Мы доходили до бывшего садового питомника, а потом шли по болоту до Большей Лавды, – так называется плавающая часть суши, или по-простому, мелкая часть пруда, которая так заросла водорослями и болотной травой, что по ней можно было пройти к самой воде. На берегу пруда, где мы ловили рыбу, все качалось под ногами, но удивительное дело, не проваливалось, и мы спокойно по нему ходили, не обращая никакого внимания на окна с водой и участки трясины, в которые можно было провалиться навсегда.
По болоту надо было идти по протоптанной рыбаками узкой дорожке, с заранее припасенным для этого длинным шестом, так как угроза провалиться в окно, или в трясину была минимальной, но она была, и лучше к этому событию быть всегда готовым. Шест служил дополнительно гарантией: им можно было прощупать опасный участок тропы, или опереться на него, когда вдруг начинал проваливаться под ногами участок тропы на безопасной, вроде бы, тропинке. В последнее время я ходил на болото один, так как отец уже не мог ходить на такие расстояния, но оставить себя и родителей на зиму без клюквы не мог. Может быть, к этому меня приучил отец, когда таскал меня в юности и на рыбалку, и за ягодами – в лес, или на болото. Позже, скорей по привычке, я каждую осень отправлялся на болото – на лавду, или на другое болото, которых было много около города – надо было только знать, на каком болоте есть клюква, или нет.
В юности, когда ходил за камнями, или просто в походы по окрестностям, я уже знал, на каком болоте растет клюква, и смело туда шел с ведром и набирал его полное ягод. Однажды, когда с ведром начал двигаться по малоизученному болоту в окрестностях деревни Палкино, которое зимой проезжал на лыжах, я обнаружил много морошки и голубику. Эти ягод было много на севере нашей области, и я удивился тому, что она растет у меня под боком. Спелой морошки уже было мало, так как она уже опадала, а голубика была еще незрелой. Я остановился, немного поел морошки и поставил зарубку в памяти, когда надо приходить и собирать ее – примерно в июне, когда она только начинала поспевать. Потом отправился за клюквой, нашел место, где ее было очень много, и за день набрал полное ведро.
Лето прошло, за ним еще одно, но так я и собрался за морошкой. А болото, на котором я тогда собирал клюкву, было далеко от моего дома – к нему надо было идти около двух часов. На мое любимое место для сбора клюквы надо было идти всего сорок пять минут, и я предпочитал собирать ягоды там: на лавде. Посредине болота был небольшой участок, где практически не было воды, и там, среди болотных кочек с клюквой росли несколько десятков березок. На этом месте мне было ее удобно собирать – там никогда не было народа, а мне был виден весь город и поселок, где я жил.
Когда туда приходил за ягодами,– в самом конце августа, было еще тепло и ни разу, когда я там был, не случалось даже маленького дождя. Может, ко мне благосклонно относилась сама уральская погода? Я включал небольшой приемник и под музыку трудился на болоте до самого обеда. Съедал обед, который у меня был приготовлен вечером, и продолжал собирать клюкву до вечера, когда ведро было уже полное, и некуда было складывать ягоды.
Обратно по болоту шел знакомой тропинкой, оставлял свой шест около тропинки для рыбаков, и через полчаса я уже подходил к родительскому дому. Место для клюквы было уже готово, – перед входом на чердак мастерской, там я ставил большие металлические подносы и высыпал в них клюкву. Она там лежала до самой зимы, или до поры, когда хотелось выпить клюквенного морса или спечь пирог с клюквой. Простуда боялась этой ягоды, как огня, и когда я начинал болеть очередным гриппом, сразу вспоминал, что забыл сходить на болото, и начинал ругать себя за лень, которая не дала мне сходить осенью за клюквой.
Молодая яблоня
Яблони, которые в огороде сажал еще отец, стали сохнуть, и мне было больно наблюдать за тем, что с каждым годом на них стали появляться все больше сухих веток. Я их спиливал, но на следующий год сохли другие ветки, и яблок становилось все меньше и меньше. Дошло до того, что вместо двадцати ведер, я снимал с каждой от силы пятнадцать. Это было для меня недостаточно, надо было что-то предпринять, иначе скоро, через несколько лет я останусь без яблочного компота, джема и варенья.
На двух яблонях, которые посадил отец, росли яблоки двух сортов: на одной красные, очень сочные и вкусные – я их сушил, когда их было много: из них получался вкусный и сладкий компот, из свежих яблок получался очень вкусный сок, а иногда из них я варил осенью варенье. Сушеных яблок у меня накопилось много – целых три мешка, и пока я не могу съесть,– но все у меня еще было впереди. Иногда, когда у меня появлялась желание и потребность, я пил очень много компота.
На
