я его воскресила.
Пусть я сама вырыла для себя яму, но это Бронвен запудрила мне мозги дурацким пророчеством, никогда ее не прощу. Ну да, мне следовало сперва разузнать подробности, прежде чем бросаться в омут с головой – прямо как бросилась в канал в тот вечер, когда Птолемей Тимей пытался убить моего змея Минимуса.
Решено! Отныне не буду никуда бросаться, пока хорошенько все не обмозгую.
– Позови Сиб и Джию. Пусть заодно захватят бочонок вина. О, и еще надо позвать Энтони, Маттиа и Риччио.
– И не мечтай, дорогуша. В твою опочивальню дозволено входить только одному мужчине – мне.
Я опускаю пылающий взгляд на Феба.
– Кто сказал?
– Большой страшный ворон.
– Змеиный зад… – бурчу я.
– Кстати, мне всегда было интересно, есть ли у змеев задницы? Или у них только хвосты? Может, задницы в хвостах? – В зеленых глазах друга мелькают веселые искорки. Наверняка он не раз задавался этим глупым вопросом все свои двадцать два года жизни, но вслух сейчас спросил, только чтобы поднять мне настроение.
Зря старается. Ничто не поднимет мне настроение.
– Хотя нет, к тебе позволено заходить еще одному мужчине.
Полагаю, речь о моем родителе – о Кахоле Бэнноке. Действительно, именно это имя срывается с губ Феба. С отцом я тоже отказываюсь встречаться: не готова вновь предстать перед гигантом с кривым носом, квадратной челюстью и тведрой линией губ.
Мне до сих пор не верится, что он поучаствовал в моем создании. Причем не с женщиной, которую я всю жизнь называла маммой, а с шаббинской ведьмой.
Ведьмой Шаббе!
И хотя мне еще предстоит вытрясти из Лора всю предысторию, полагаю, именно Бронвен поменяла местами мамминого… то есть ребенка Агриппины со мной, чем нанесла непоправимый ущерб сознанию милой фейри, которую я люблю всем сердцем.
Или же Бронвен намеренно вторглась в ее голову, чтобы искалечить психику и сохранить в тайне мое существование – существование шаббинско-вороньего кукушонка?
Эта мысль впервые приходит на ум, и от ее страшной логичности возникает острое желание перевернуть гору вверх дном и найти Лора с его изуродованной прорицательницей.
Я резко сажусь и так сильно сжимаю кулаки, что белеют костяшки.
– Ладно! Пошли в таверну.
– Серьезно? – Феб округляет глаза.
– Серьезно.
Он садится и потирает ладони.
– За Сиб теперь большой должок.
– Какой должок?
– Мы поспорили. Она сказала, что ты будешь прятаться вечно.
– Я не прячусь.
– Ну, дуться.
– И не дуюсь. – Феб лишь широко улыбается. – Позволь тебе напомнить, что друзья не радуются печалям друзей.
Встав с кровати, он подходит ко мне и протягивает руку.
– Ты же понимаешь, что твоя гарпия с мужским лицом – вовсе не воплощение зла?
– Даже не вздумай его
