ты полюбил меня? – спросила она, хитро улыбаясь.
– Мне кажется, еще тогда, когда ты мокрым жалким котенком сидела в кафе за столиком.
– С первой же минуты, еще там, на берегу, я почувствовала твою заботу, хотя ты и ворчал, как старый дед, и интуитивно поняла, что рядом хороший человек. А полюбил ты меня, как сам говоришь, только в кафе или даже позже. Значит, свойственны тебе были добрые поступки и ранее, наговаривал ты на себя, получается, – заключила весело Татьяна.
Марат еще крепче прижал ее к себе. Помолчав, проговорил тихо, с расстановкой, словно бы пропуская каждое слово сквозь сито памяти:
– Завтра мы совершим с тобой маленький поход. Туда, где я ни разу не был после гибели отца… Возможно, там я остался подлинный, каким не смог стать потом… – И добавил уже другим тоном: – Ты увидишь изумительно красивые места!
* * *
Едва солнце появилось на горизонте, Марат взял краски, кисти, этюдник и отправился за Татьяной. Риту встретил уже у дверей.
– Заходи, – впустила она его. – Татьяна плещется под душем, а я уезжаю на дачу. Чайник на плите, кофе на подоконнике, все остальное в холодильнике.
Таня долго не появлялась, дурачилась, напевала, пофыркивала. Когда из чайника повалил пар, Марат решился окликнуть ее.
– Ты уже здесь? – удивилась она, выйдя из душевой.
Он смотрел на нее восхищенно и не мог вымолвить слова. От лица, глаз, всей фигуры ее исходил необычайный свет. «Да ее писать надо!» – мысленно воскликнул он. Татьяна стянула с головы шапочку, и густые каштановые волосы свободно упали на открытые плечи. Марат бросился доставать из рюкзака этюдник.
Запланированная поездка не состоялась. Марат работал остервенело весь день, ночь и следующий день с небольшими перерывами. Вернувшаяся в воскресенье вечером Маргарита ахнула, увидев почти готовый портрет.
– Даже если после тебя осталась бы только эта картина, ее бы хватило, чтобы назвать Марата Радлова гением кисти, – проговорила она и расплакалась.
8
Никогда Марат не ощущал столь радостного душевного настроя. Мир вокруг преобразился, тягостное прошлое, казалось, растворилось в нем без остатка, навсегда, и только картины, привезенные с выставки и все еще не распакованные, вызывали порой мимолетную тревогу, но и она тут же таяла, словно льдинка в потоке солнечных лучей.
В этом новом мире даже обычные дела приобретали для них особую значимость. Все дни они проводили вместе. Ходили в мединститут, куда мечтала поступить Татьяна. Искали работу, которую можно было бы совмещать с учебой.
– А почему ты хочешь стать именно врачом? – спросил Марат, когда все документы были сданы и Таня приобрела статус абитуриента.
– Потому что никто так не нужен людям, как врач, – ответила она. – А я хочу быть нужной.
Они шли по набережной вдоль реки, которая когда-то свела их, и Таня увлеченно говорила:
