и, не помня себя, побежала вниз.
– Держите ее! – крикнул Алов, но милиции было не до Нины: перед Мавзолеем завязалась ожесточенная драка.
Нина целый день бесцельно бродила по городу, не зная, куда податься. Возвращаться в номер было нельзя: чекисты наверняка уже вычислили, кто она такая и где живет. В глазах ОГПУ белогвардейская дамочка, снимавшая выступление троцкистов, могла быть только шпионкой, и Нину ждал неминуемый арест.
Магду было жалко: как она будет обходиться без камеры и без переводчицы? К тому же Алов наверняка будут допрашивать ее насчет Нины. Дай бог, чтобы ее саму не заподозрили в шпионаже!
Оказалось, что пока на Красной площади проходил парад, в городе начались волнения: сторонники Льва Троцкого передрались с милицией и внедренными в праздничную толпу провокаторами. У Елоховского собора вся мостовая была залита кровью: там дружинники напали на колонну оппозиционеров и жестоко избили их.
Из столицы надо было бежать, и Нина решила, что купит билет до станции, до которой хватит денег, а там на месте разберется, как доехать до Владивостока. Но на вокзале ей сказали, что на ближайшую пару месяцев билеты распроданы.
Нина вышла на площадь и села в первый попавшийся трамвай. Куда теперь ехать? Где ночевать? В парке на лавочке? Если удастся найти угол, то скопленные деньги уйдут меньше, чем через месяц. А дальше что?
– Товарищи, за проезд передаем! – надрывался кондуктор, продираясь сквозь плотный строй пассажиров. – Билеты – восемь копеек.
Нина сунула руку в карман и похолодела – кошелька в нем не было.
Держась за ременную петлю, кондуктор навис над Ниной.
– Ну что, за проезд платить будем?
– У меня кошелек украли…
Он грубо схватил ее за воротник.
– Тогда слазь с трамвая! А то ишь – барыня выискалась: как в парче-бархате ходить – она первая, а как за билет платить – так у ней копейки не допросишься!
– Да она, чай, с любовником поссорилась, – усмехнулся стоявший рядом голубоглазый красноармеец. – Она ему не дала, а он ей тоже не дал… в смысле денег.
Пассажиры засмеялись.
Нина протолкалась к выходу и, когда трамвай замедлил ход, спрыгнула с подножки в грязь.
Уже стемнело. Где-то в глухих дворах выли собаки; уличные фонари не горели, и только в распахнутых дверях маленькой церкви видны были желтые огоньки свечей.
«Ну вот и приехала – никаких мне Владивостоков, никакого Китая, – в тоске подумала Нина. – Завтра с голодухи продам шубу, а потом утоплюсь в Москва-реке».
Она постояла, посмотрела кругом блуждающим взглядом и направилась к храму. Может, оттуда не выгонят?
Внутри никого не было – только причетник в мягких валенках ходил от лампады к лампаде и подливал в них масло.
– Бессовестный ты человек! – вдруг рассердился он на кого-то. – Входя в храм, шапку снимать надо!
Нина
