тебе показать кое-что.
Здесь холоднее, чем думал Паха Сапа. Эта часть узкой дороги была проложена вдоль хребта горной гряды, и высокие пики не защищают ее от промозглого ветра, обдувающего холмы с севера. Паха Сапа застегивает свое красное с черным шерстяное пальто и замечает сине-черные тучи далеко на северо-западном горизонте. К ночи разгуляется метель. Он подсчитывает, сколько потребуется времени, чтобы доставить Робинсона домой и добраться на мотоцикле до собственного дома неподалеку от Дедвуда. Нет, в такой вечер, в темень и метель, он не хочет оказаться на узкой, петляющей горной дороге, в особенности еще и потому, что у мотоцикла нет фары.
Доан Робинсон показывает на один из столбов.
– Ты замечал, Билли, что в недавно созданном парке десятки и десятки – уйма таких вот шпилей?
– Да.
– А ты знаешь о Блэкхиллском и Йеллоустонском хайвее?
– Черно-желтой дороге. Конечно. По пути в Черные холмы из Рэпид-Сити мы ехали мимо выкрашенных в желтое и черное столбиков.
Паха Сапа думает о грунтовой, лишь кое-где засыпанной гравием дороге, которая теперь проходит с запада на восток через Южную Дакоту и которую этот вазичу наделяет гордым именем «хайвей». Черно-желтые полосатые придорожные столбики тянутся по прерии чуть ли не в бесконечность.
– Этот хайвей соединяет Чикаго с Йеллоустонским парком, и его строили, чтобы туристы ездили на запад. Будущее Южной Дакоты зависит от туризма. Помяни мои слова. Если экономически мы и дальше будем развиваться такими же темпами, то вскоре у каждого американца будет по машине, и они захотят оставить свои перенаселенные города на Востоке и Среднем Западе и посмотреть, что представляет собой Запад.
Паха Сапа поднимает воротник пальто, защищаясь от промозглого ветра. Румянец Доана Робинсона сменился белыми и красными пятнами на щеках и носу, и Паха Сапа понимает, что ему нужно усадить историка в машину (двигатель которой он не заглушил), прежде чем этот умник отморозит себе что-нибудь. На нем в такой холод даже перчаток нет. Когда особенно сильный порыв ветра грозит сдуть Робинсона с замерзшей дороги в кусты под гранитной колонной, Паха Сапа хватает его за руку.
– Ты бывал в Чикаго, Билли?
– Да. Один раз.
Перед глазами Паха Сапы и сейчас встает большое колесо мистера Ферриса[24], поднимающееся над Белым городом[25] вечером 1893 года, когда все вокруг залито светом электрических огней. Администрация Чикагской Колумбовской выставки[26] решила, что шоу «Дикий Запад» Буффало Билла не хватает респектабельности, а потому мистеру Коди[27] пришлось демонстрировать свое представление за пределами выставочной территории; в результате шоу привлекало огромные толпы зрителей, а Буффало Биллу не приходилось делиться доходами с организаторами выставки. Но Белый город с его огромным Дворцом электричества и Дворцом машин… весь курдонер, освещенный сотнями уличных электрических фонарей и прожекторов, толпы людей – ничего поразительнее Паха Сапа
Имеется в виду колесо обозрения. Первое колесо обозрения было сконструировано Джорджем Феррисом и стало символом Всемирной Колумбовской выставки 1893 года в Чикаго. Впоследствии колеса обозрения стали называть колесами Ферриса.
Площадь курдонера на Чикагской выставке называлась Белым городом. Курдонер в архитектуре – пространство, ограниченное главным корпусом и боковыми флигелями, парадный двор перед зданием.
Всемирная выставка 1893 года, проходившая в Чикаго. Всемирная выставка 1893 года была посвящена четырехсотлетию открытия Америки, а потому называлась Колумбовской.
Буффало Билл (настоящее имя Уильям Фредерик Коди, 1846–1917) – американский военный, известный охотник на бизонов (псевдоним Уильяма Коди можно перевести как Бизоний Билл) и предприниматель, организатор шоу «Дикий Запад», которое воссоздавало быт и эпизоды из истории индейцев и ковбоев на Западе. Это шоу принесло Уильяму Коди славу и немалое состояние.
