но я могу его выплюнуть или он может выйти естественным путем – так или иначе, ещё не всё потеряно…
Адли бросила Нарайе лошадиную кость. Нарайя посмотрел на выцарапаннœ ногтём имя и всё понял. Всадник, точнее Всадница, тоже всё поняла. Она сняла маску, подошла к Джошуа и молча взглянула на него, как бы напоследок. Джошуа понуро кивнул, а человек сказал:
– Будь по-твœму, Нарайя. Моя сестра согласна. Вот моё слово.
Когда в XVI веке давали обещание, то становились на колени и поднимали в воздух правую ладонь. Вот и Джошуа с человеком синхронно провернули тот же манёвр, после которого Нарайя зловеще ухмыльнулся Джошуа и подмигнул несчастной Кайле. Зато Шторм в порыве ревности заперлась с новорождёнными близнецами в бункере и в одиночку устроила над ними суд, который Джошуа и сам хотел устроить для осуществления свœго пресуществления, извиняюсь за каламбур. Так или иначе, но ревность Шторм к решению Нарайи получить себе Кайлу никак не повлияло на ритуал пресуществления – к удивлению Джошуи, он получился даже и без его участия. Бур! Он всё понуро стоял и обнимал несчастную Кайлу, пока человек не подошёл к нему и не сказал:
– Ты гораздо старее, чем кажешься.
Джошуа слегка улыбнулся. И даже у Кайлы дёрнулись губы.
– Всё суета и поверхностность, – сказала она и стала помогать рыдающей Адли добираться до бункера.
Пуще прежнего рад был Бог жертве человеческих младенцев, поэтому пресуществление Джошуа удалось – человек стал вылитой его копией, а Адли превратилась в таинственную Серпентин – однако ревность продолжала терзать Шторм изнутри. Невидящим взором она скользнула по подглядывающим за ней Кайлой и Серпентин и покинула бункер. Вместо разговора с Нарайей она направилась в город псов, учить местных детей той логике льда и воды, что вызревала в её женской мстительной душе. Как у Оголивы, у Шторм был второй день её женских мук. Этим, конечно, очень многœ можно объяснить, но лучше не стоит, особенно при тебе, моя любимая. Как и Оголива, Шторм лечила себя ползучей жимолостью, но та ей не помогала. Зато отвар из этой пресной «жэ» проделал странную дыру в пространстве, вследствие которой твой любимый, любимая моя, Симон Маг, отшельник и алхимик, вместо золота при превращении получил кровь Оголивы и стал мною, моя любимая, и теперь я говорю от первого лица! Я осознал себя и преисполнился оптимизмом! Я повзрослел и теперь стремлюсь в открытую перевернуть планету! Я за прекращение работы предприятий, за судный день для пролетариев, я за классическую архитектуру и жизнь в вигваме, за одинокую стрекозу под церковным потолком и пасторальную мессу, посвященную мœй седьмой или восьмой девушке.
Её звали Илзе, и она любила эклектичный стиль в одежде. Голая и тощая, она нашла свой путь, так сказать, украла на помойке старые брюки из мешковины, надела их и села на восьмой, треснувший стул, чтобы посмотреть луча-либре, но вместо этого ей показали антипремии, первые в истории, и главную антипремию в этом первом году выиграл Мэтт Харди. Илзе объелась, впрочем, звёзды
