но все факты говорили в пользу ужасной догадки, которая вскоре подтвердилась. Через сутки дверь отворилась, и в глаза ударил свет, Мария зажмурилась. Кто-то вошел. Когда она присмотрелась, то увидела двух нерусских мужчин и старуху. Оба мужчины были высокого роста, худощавы, со спутанными волосами и бородами, темными, мрачными и обветренными лицами. Старуха, одетая в массу старого тряпья, сгорбленная, опиралась на клюку. Мужчины не говорили по-русски, и старуха исполняла роль переводчицы. Они что-то громко восклицали и смотрели в глаза Марии. Ей казалось, что из их глаз извергался поток гнева и злости. Когда мужчины приутихли после пятиминутного выступления, старуха дала Марии фанерку, тетрадный лист, ручку и конверт.
– Пищи своем ридсвтенникем, – прокаркала старуха.
– Что писать? – спросила Мария и не узнала свой охрипший, сухой голос.
– Что пищать? Что пищать! – закипела старуха и подняла клюку, будто собралась ударить Марию. – Пищи викуп дают бистро.
– Какой выкуп? – спросила Мария, и внутри у нее все похолодело.
– Стё тисяч дёлляров, – сказала старуха, и мужчины при этих словах оживились, закивали головами, и глаза их заискрились алчностью.
– Мьесяц! – сказала старуха и сунула кривой палец прямо в лицо Марии. – Инче умрьёшь!
И вновь мужчины закивали головами и повторили за старухой: «Умрьёшь!»
Видимо, чтобы у Марии не было никаких сомнений в том, что они исполнят свою угрозу, один мужчина достал большой нож, который сверкнул в лучах солнца, попадавших в сарай, и ткнул ее в живот. Мария вскрикнула, ребеночек у нее внутри встрепенулся. Из глаз ее брызнули слезы, и она стала кивать головой.
– Да-да, я все напишу! – восклицала сквозь слезы Мария и начала писать, лишь бы этот человекозверь не давил ножом на живот и не причинил вреда ребеночку.
Весь листок был закапан слезами женщины. Она подписала конверт, вложила свернутый лист и заклеила. Старуха вырвала из ее рук письмо, и вся троица удалилась восвояси. Скрипнула задвижка, и Мария осталась одна. Она написала своим родителям, что ее похитили, что она не знает, где находится, что за нее требуют выкуп в течение месяца – сто тысяч долларов, иначе обещают убить. Конечно, она понимала, что у ее родителей нет таких денег, нет даже и десятой части этой космической суммы, даже если они продадут все, что имеют. Но что ей оставалось делать?
Потянулись мрачные дни заточения. Раз в день приходила старуха и, ругаясь по-своему, приносила ей похлебку и кусок лепешки. Сначала Мария испытывала отвращение к этой пище, приготовленной старухой, но потом все-таки начала есть – ведь нужно было думать о ребенке. Через две недели Мария кое-как пришла в себя, свыкнувшись со своим положением, насколько это было возможно. Она понимала, что как бы там ни было, нужно взять себя в руки. Она ведь мать, и она будет бороться до конца за себя и в первую очередь за еще не рожденного младенца.
И
