гинекологию не хуже любого практикующего врача (а ему еще нет двадцати), лежал очень тихо, притворяясь, что спит.
Доктор Кедр наклонился и едва слышно поцеловал его в губы.
– Хорошая работа, Гомер, – прошептал он. И Гомер почувствовал еще один поцелуй, легкий как пушинка. – Хорошая работа, мой мальчик, – тихо повторил доктор Кедр и ушел.
У Гомера по щекам текли слезы, скоро все лицо стало мокрым, так сильно он не плакал, даже когда умер Фаззи Бук, и ему тогда удалось обмануть Лужка; он вообще с того вечера ни разу не плакал. А сейчас не мог унять слез, плакал и плакал, молча, без всхлипов, – утром надо будет сменить наволочку на подушке доктора Кедра, промокла насквозь.
Гомер плакал, потому что первый раз в жизни ощутил поцелуй отца.
Конечно, Мелони целовала его. Раньше, теперь уже давно этого нет и в помине. И сестры Эдна с Анджелой целовали; у них это выходит глупо, но так они целуют всех сирот. Доктор Кедр никогда его не целовал. И вот сейчас поцеловал два раза.
Гомер Бур плакал, потому что только в тот вечер узнал, как сладок отцовский поцелуй, плакал, потому что думал, вряд ли еще когда-нибудь Уилбур Кедр поцелует его, да и вряд ли поцеловал бы, знай, что Гомер не спит.
Из провизорской доктор Кедр отправился полюбоваться на спящую здоровым сном роженицу, задавшую Гомеру столько хлопот, и на ее привыкающего к новой среде младенца, которого утром нарекут Давидом Копперфильдом (Давид Копперфильд-младший – будет шутливо называть его доктор Кедр). После чего пошел в кабинет сестры Анджелы, где его ждала пишущая машинка. Но сегодня он не мог писать. Даже не мог думать, так разволновался, поцеловав Гомера. Гомер Бур первый раз в жизни почувствовал поцелуй отца. А Уилбур Кедр первый раз в жизни целовал сына. После того дня в портлендских меблирашках, когда миссис Уиск наградила его гонореей, он никогда никого не целовал. Да и тот поцелуй не был залогом любви, его просто влекло тогда к неизведанному. «Господи, – думал доктор Кедр, – что со мной будет, если Гомер когда-нибудь покинет нас?»
Про место, куда уедет Гомер, нельзя сказать, что жизнь там кипит, что она может пробудить дерзкие мечтания или же что она юдоль скорби и беспросветного мрака. Место, куда попадет Гомер, будет просто приятным. Только вот как Гомер, с его прошлым, воспримет простые приятности жизни? Соблазнят ли они его? Да и можно ли вообще устоять перед их соблазном?
Жителям Сердечной Бухты и Сердечного Камня были неведомы темные стороны жизни. И они не были одержимы стремлением приносить человечеству пользу.
Конечно, Олив Уортингтон страдала от набегов братца Баки, после них на стенках бассейна оставался желто-бурый окоем, а паласы в доме пятнали отпечатки его сапожищ. Никуда не денешься, брат, которому она стольким обязана. Конечно, Олив тревожило будущее Уолли: будет ли он учиться, продолжит ли после нее яблочный бизнес, или этот прелестный мальчик пойдет
