пушком. Вокруг покрасневших глаз надолго образовались тёмные круги.
Девочка завернула за угол и встретилась с безумным взглядом Авоськи. Юродивый злобным прищуром следил за ней, что-то крепко сжимая за пазухой. Наученная горьким опытом, девчонка огляделась и схватила первую попавшуюся палку. Топнула ногой, замахнулась.
Юродивый заорал, как резанный, и сорвался с места, будто на него самое меньшее вылили чан кипящего молока.
Тут же на девочку обратилось несколько осуждающих взглядов, но никто не проронил ни слова.
– Смотрите, смотрите, – тихо пробормотала сиротка. – Вы такие же, как и он… Неполноценные уроды, готовые заживо спалить соседа, если он вдруг станет угрожать вашему тихому, убогому укладу. Необязательно реально угрожать, достаточно, чтобы кто-то просто указал пальцем… Вот он – зачумлённый, вор, проходимец, ведьма. Хватай и сжигай, отрубай руки, бей камнями и радуйся. Радуйся, что бит он, а не ты. И бей усердно, докажи всем, что ты так же ненавидишь изгоев, как и прочие. А иначе завтра на их месте окажешься ты. И чей-то брошенный камень разобьёт твою голову…
Так, ворча себе под нос, девочка почти уже возвратилась к плестовичам, как сердце пронзила неприятная мысль – музыкальная шкатулка осталась у Клера. Ия оказалась такой дурой, что посмела оставить последнее в этом мире, что у неё есть… А если пастор не заметит игрушку, а завтра её найдёт кто-нибудь из учеников и присвоит себе? А что если она попадёт в руки той злобной женщине?
И не помня себя, девчонка помчалась обратно.
До приходской школы она добралась, когда солнце окончательно скрылось, и в небе красноватым каганцем зажглась полная луна. Ночь облила дворы мертвецкой синевой. Снег крупой валил под ноги, лениво кружась в скупом холодном свете. Ветра не было.
Больше всего на свете Ия боялась снова столкнуться с той неприятной тёткой. Кажется, она приходилась пастору женой, но, позвольте, как у столь благочестивого и доброго человека может быть такая жена? Нет, тут что-то было не так. Скорее всего, Клер просто жалел скрягу-дурнушку и всячески привечал, а народ уже выдумал бог весть что…
Дверь в школу оказалась не заперта. Из вежливости девочка постучала, но ответа не последовало. Тогда она постучала снова, а чуть погодя ещё, – тишина. Набравшись храбрости, сирота толкнула дверь и тихонечко ступила на порог. Она чувствовала себя последней воровкой, без приглашения врывающейся в чужое жилище. Страх, брезгливость и что-то ещё совсем уж непонятное, всё это перемешалось в юной смятённой душе.
В сенях царил кромешный мрак. Было холодно, как в погребе. Пожалуй, даже холоднее, чем на улице. Ия осторожно, держа вытянутые руки перед собой, чтобы ненароком на что-нибудь не напороться, миновала узкий мрачный коридор, освещаемый лишь тусклым светом луны сквозь небольшое оконце, плотно затянутое на два раза бычьими пузырями. Скользнув в горницу, где обычно проходили занятия, нетвёрдым шагом прошла вдоль рядов ученических столов ко второй двери. И
