фигуры, наряженные в тугие кафтаны с меховым подбоем, за тем как эти фигуры плавно приближаются, исполненные какой-то кошачьей грации, скользил взглядом по коротким мечам с дугообразным огнивом, висевшие у каждого при поясе слева, и жалел, что сдуру отказался поспать хоть немного.
Эти трое, что вышли навстречу пришельцу, по всей видимости, были близнецами. Что-то часто в последнее время стали попадаться близнецы, вскользь подумалось родовичу. Тот, что шёл посередине, держал на руках пушистого чёрного котёнка. Ривы почтительно склонили головы. Тот, что с котом, заговорил:
– Поздорову тебе, Путник. Мы – рынды, встречаем гостей, пришедших по делу. Следуй за нами, мы проводим тебя к вуку Еличань.
Будилад поклонился в ответ и устало пошёл вслед рындам.
Ривы сохранили ремесленное деление лютичей, поэтому во главе их острога стоял вук, что на утерянном наречии детей волка могло означать и как отец, и как волк. Воинственный народ, как правило, не видел между ними различия, так как каждый уважающий себя род непременно числил своим первопредком лесного бродягу. Редко-редко можно было встретить потомков оборотня. Ну да, на то они и лютичи, что само по себе означило – дети волка.
Насколько слышал Будилад, в остроге жили не только эти цеха лютовской жизни. Народец работал и обавами, и болярами, и даже волхвами, не говоря уже о таких обыкновенных профессиях, как гончар или плотник. Но ривов на порядок было больше. Настолько больше, чем всех остальных, что их ремеслом нарекли целую, почти сформировавшуюся, народность. Ведь, как ни крути, а лютичами их назвать уже не получалось. Не стало самого стержня, того цеха, к которому относилось большинство лютичей и чем они славились на весь мир – волкодлаков. Диких, яростных воинов, способных в одиночку остановить целую армию. Все остальные уже не то.
И если когда-нибудь у ривов переведётся профессия истребителей нечисти, скорее всего, их назовут как-то иначе. Хотя, как знать?
…Его вели главными воротами, ничего не тая и не скрывая, как это обычно делалось в большинстве закрытых от мира острогов. Всё-таки ривы были наследниками лютичей, не боявшихся никого и ничего. Они прекрасно знали, чем нередко оборачивается такое бесстрашие, но гордая воинская спесь здесь у каждого в крови.
Мощёные улочки были начисто лишены снега. Нигде нельзя было увидеть ни отходов, ни грязи, ни луж. В общем, ничего в этом удивительного не было. Во-первых, острог это хоть уже и не слобода, но до полнолюдного города ему ещё далеко. А во-вторых, образования близкие к воинским всегда отличались от прочих чистоплотностью и дисциплиной.
Кругом царила суета. Как это и положено, у главных ворот располагались людины избы дружины и гридницкие. Раздавался звон мечей. Облачённые в тугие шкуры отроки сгоняли по девять потов, упражняясь в воинском ремесле. Седоусые осанистые дядья, временами украшенные шрамами, с лукавым прищуром наблюдали за процессом, иногда давая короткие замечания то одному, то другому отроку.
Чуть
