Громкий грохот могучего сердца.
И руки на животе, скользнувшие мне под футболку привычно. Теплые, крепкие. Знакомые до сладкой боли, желанные.
Хорошие снятся мне сны, очень нужные.
Ласковые такие. Только голые совершенно. И нагло с меня стягивающие то немногое, что оставалось. Совсем совесть они потеряли.
– Я сплю? – почему-то проверить решила.
– Продолжай, мне в твоем сне все очень нравится, – пробормотал, носом в волосы мне зарываясь.
– Тебя просто не может здесь быть.
Но настойчивые, жадные, словно кусающие поцелуи явно твердили обратное. Шея, плечо, ниже, ниже. Огненной лавой разгоняется кровь. Ну и пусть. Не хочу просыпаться.
– Я соскучился.
Каково это, забывать совершенно себя от простого мужского прикосновения, полностью в нем растворяясь?
Я узнала.
И теперь забывать не хочу.
Он был рядом, опаляя горячими прикосновениями. Дыханием раскаляя сознание. Кожа к коже.
Сердце к сердцу.
Расплавлял меня плоскостью тела, заставляя вжиматься в себя, выгибаясь навстречу губам и рукам, таким важным и нужным.
Простительная моя слабость. Я мучительно жаждала её ощутить рядом с тем, чьей главной слабостью, кажется, стала сама.
Он накрывал меня жарким телом, а я так хотела почувствовать эту тяжесть. Быть прочно прижатой к постели и ощущать его груз. Всей собой, на себе и в себе. Хочу захлебнуться в нем, утонуть, лечь на самое дно этих чувств, как вечный камень.
И никогда больше из них не выныривать.
Обняла его, прижимаясь, скользнув ладонями по спине, покрытой рубцами.
Кот громко скрипнул зубами и с меня приподнялся, шипя.
И вот тут я проснулась.
Весь сон с меня будто бы сдернули, как пушистое одеяло, вылив при этом на голову ковшик холодной воды.
– Марк? – я почему-то осипла и отодвинулась, наконец попытавшись рассмотреть со мной лежавшего рядом.
Он громко вздохнул, потом фыркнул.
– Сфинкс. Но этот вопрос ты должна задать несколько раньше.
– Что ты… – хотела спросить, но мне снова не дали, сильной рукой сгребя под горячий и голый бок.
– Мне не спалось, – горячий поцелуй на плече, и мое дыхание снова сбилось.
Хочу так всю жизнь не отрываясь лежать и его просто чувствовать.
– А потом я вспомнил, что вообще-то у нас медовый месяц.
– Спина твоя, ты же… – и когда мне вот так рот закрывают, я против вообще ничего не имею.
Кот умел целоваться. Он так это делал, что весь мир вокруг нас тут же сворачивался в тугой узел его влажных и чувственных губ. Я ничего больше не видела. Только глаза его, мерцающие в темноте. Не осознавала вообще ничего, только странное, невероятно желание быть испитой до дна, как бутылка хмельного вина. Хочу, чтобы он был мной пьян.
– Я оборотень, – Кот прямо в губы мне прошептал.
И
