с нецензурного на классический человеческий.
И так же, как в школе, Бульдог уронил-бросил книгу под ноги, на землю, но только теперь он ее еще и поддал так, что она мучительно прошуршала по земле под доской тренажера и оказалась под ногами его друзей-прихлебателей. Один из них дал ответный пас Ленчику. Третий отскочил в сторону со словами:
– Теперь мне пас!
И книга превратилась в жертву садистского футбола.
Лешка холодел-холодел и не выдержал:
– Ну, ты – придурок, Бульдожина! Конченый придурок!
Дикая игра замерла. Прислужники уставились на вожака. Один наступил на книгу.
– Че ты вякнул? – зверски прищурился Бульдог. – Как ты меня назвал?
– Что слышал! – лягнулся Лешка.
Реальное бесстрашие подкатило к нему на минуту, и он готов был хоть умереть тут.
– Ну-ка, иди сюда.
– Тебе надо, ты и иди, – выдавил из себя Лешка.
Между ними и так было меньше метра. Разделяла их только доска дворового тренажера. Ленчику ничего не стоило только руку протянуть…
Он и протянул. Схватил Лешку за рубашку у самой шеи и рванул на себя.
Лешка только успел поднять одну ногу, чтобы проехаться коленом по доске и хоть какую-то опору под собой ощутить. Но коленом другой ноги дико больно ударился об торец доски.
– Ты бы щас тут все зубы оставил, чмошина, но ведь маманька твоя в школу примчится, – прошипел Бульдог, брызгая Лешке слюной в лицо. – «Ай, сынулю раскрасили!» Канитель такая отстойная будет.
Увы, однажды такое на Лешкину беду случилось. Давно. Аж в третьем классе! Лешке старшие даже не со зла, но мощно залепили во дворе школы мячом в лицо. Кровь из носу пошла, и фингал на щеке надулся. Мама Лешки, и правда, в школу примчалась разбираться, хотя Лешка умолял ее этого не делать, изо всех сил убеждая, что вообще никто ему не засветил, а это даже он сам споткнулся и упал неудачно. Но маму-врача характер повреждений сына обмануть не мог. Лешке потом дико стыдно было в школу ходить, но, на удивление, как-то все рассосалось, и он не оказался изгоем. Он теперь даже очень смутно помнил, что было. Но отчетливо помнил, что решился подойти к тем пацанам и принести извинения за маму. Мол, так и так, он не ябедничал и не жаловался – просто мама такая, сверхзаботливая. Над ним, конечно, поиздевались тогда, но до модного ныне слова «буллинг» дело не дошло. И виноватым был вовсе не Бульдог тогда… и удивительно, что он это сейчас вспомнил!
Однако Лешка не успел толком удивиться этому и не успел заодно чуть-чуть порадоваться тому, что расправа намечается не такая уж смертоубийственная, какую можно было ожидать от Бульдога…
Тот кулаком свободной руки резко врезал Лешке под солнечное сплетение, и Лешка задохнулся. Бульдог отпустил его. Лешка ударился локтями об доску тренажера и, хрипа и сипя, сполз по ней на землю, пытаясь схватить глоток воздуха.
Бульдог тем временем неторопливо обошел тренажер и навис над Лешкой.
– Теперь
