причём солёной воды. Конструкция трубы была рассчитана на чудовищное давление воды, но на такие встряски – навряд ли. В голову невольно лезли всякие глупые мысли: а вдруг верхний конец трубы тоннеля от этих встрясок просто выйдет из лонжеронов верхней станции, и нас затопит здесь, как слепых котят. Когда скрежет и стон конструкций поутих, Межуев изо всех сил гаркнул вниз:
– Павел, ты живой?
Далеко внизу раздался плаксивый голос Пинтакова.
– Да жив я, жив. Вот снизку сосисок оторвало, вниз полетели.
А когда, отдуваясь, он уткнулся головой в башмаки Лисконога, то расстроено добавил:
– Я как раз их поудобнее перекладывал, а тут толчок – ну нога и соскользнула. Так что если бы не сосиски, загремели бы мои кости обратно в наши хоромы.
Димка Хавчин, стоявший над Лисконогом, иронично пропел:
– Урони-и-л… Да ты их сожрал, паразит! Смотри, а то вообще от обжорства в трубе застрянешь. Я тебя вытаскивать не буду!
Пинтаков таким же голоском протенорил.
– Слушай, ты, Хавчин, твой хавчик на одну сосиску будет меньше, слово даю!
Межуев снял бутыль и осторожно взгромоздил её на спину.
– Ладно парни, хорош болтать, а то, кажется, дождь начинается.
Действительно, сверху на наши головы начал сыпать мелкий, но противный холодный дождь из дробящихся капель воды, проникшей в тоннель. Выемки в планках эскалатора стали ещё более скользкими, и уже не раз и не два и я, и Генка, да, наверное, и остальные парни, чертыхались, оскальзываясь на этой крутизне. Олег Шурухин, который карабкался впереди меня, вдруг остановился, и я головой боднул его в пятку. Сверху послышался растерянный голос Межуева:
– Ни себе чего! Выход-то завален, парни!
В наступившей напряжённой тишине, прерываемой сиплым дыханием девятерых мужиков, эти слова прозвучали, как приговор. Я огляделся вокруг себя и только сейчас обратил внимание на слабо светящееся фосфоресцирующей краской кольцо, означающее границу зеркала океана. Уже легче. Да и уши перестало закладывать. Сквознячком свежим тянуло сверху. Значит, не так уж мы и запечатаны в нашем склепе. Начальник дрожащими руками снял бутыль со спины, а шедший за ним Шурухин, пожалуй, самый крепкий из нас, помог повесить бутыль на отбойник. Руки сейчас дрожали, наверное, у всех и не только от усталости, а и от осознания того, что мы все оказались в капкане: ни вверх, ни вниз! Похожие мысли посетили, видимо, не только меня. Первым послышался писк Пинтакова, всё-таки догнавшего нас.
– Ребятки, шо встали? Пишли вверх, а то дышать скоро буде нечем.
Пашка был из Крымска, что на Кубани, и когда волновался, переходил на «кубанскую мову», пошокивал и погакивал.
– Отдышитесь пока, а я попытаюсь разобрать завал. Раз из него дует – значит не такой он уж и плотный.
Межуев вытянулся во весь свой немалый рост и стал ощупывать препятствие.
– Вячеслав Андреевич, – подал голос Олег Шурухин – давайте я поднимусь на ваш уровень, вдвоём будет легче разборкой заниматься.
