явно не относился к ней как к винтажной тачке – это, мать ее, «Альфа-Ромео», которую ушатали в хламину. Потертый салон, рулевой привод расшатан, кардан нездорово стучит. Ей бы хоть до Эмлиля доехать.
Как бы Гэри ни воротил нос при виде шильдика «Альфа-Ромео», нельзя не признать, что любой тачке нужен должный уход. А эта просто не заслуживает такого скотского отношения: старушка все еще на ходу, хотя какой-нибудь «Фиат» уже сгнил бы в канаве.
Трасса пуста, но сейчас особенно не разгонишься: был бы фольц, который Гэри заказывал, уже был бы под Марракешем. Телефон почти не ловит интернет, но Пайпер предусмотрительно загрузила карту, так что навигатор работает сносно, хоть и показывает километры вместо привычных миль.
Она вообще сделала гораздо больше, чем от нее требовалось: сам бы он в жизни не догадался. И памятку на бумаге записала, и карту загрузила, и маршрут предустановила – все, что могла, сделала. Чувствуется, как серьезно она относится к его заданиям, и от этого в душе разливается непривычное тепло: сейчас таких сотрудников мало.
Что это, интересно? Воспитание? Гены? А может, и то, и другое. Гэри видал эмигрантов первого поколения: им приходится работать больше, чем людям, которые родились в Америке. Или в Британии, хотя там еще хуже. По соседству с ними в Манчестере жила семья по фамилии Наим, и отец работал на двух, иногда на трех работах, чтобы прокормить свою ораву. Многим тогда было тяжело, но им… Им куда тяжелее.
Так что вполне может быть, что родители научили Пайпер работать своим примером, и теперь из нее получается отличный ассистент. Хотя Макрори все равно нужно отучить звонить ей по ночам – нехер пользоваться такой удачей.
Гэри не сразу замечает, что говорит с собой вслух. Он понимает, что рассуждения о Пайпер и той семье в Манчестере просто отвлекают его от главных мыслей, которые неожиданно становится нервно думать. И он рад этому, действительно рад.
Когда мимо проплывает указатель с надписью «Марракеш», грудь сковывает тревогой. До Эмлиля остается каких-то семьдесят километров, и каждый из них тянется долго и нудно, как будто время и расстояние кто-то замедляет, не дает ему идти своим ходом. Каждый стон тачки становится слышнее.
Эд Гилхам.
Это имя все чаще всплывает в голове. Гэри до сих пор не знает, это его отец или нет. При этом за неделю он до того привык к мысли, что убьет Эда Гилхама, что даже не представляет, что будет делать, если тот окажется другим человеком.
Марракеш остается позади. Шестьдесят километров до Эмлиля.
Гэри все еще не решил, как он это сделает. Сейчас запоздало понимает, что не подумал ни о каких мерах предосторожности, не сделал ничего, что спасет его от полиции. Значит, от тела нужно избавиться так, чтобы его никто никогда не нашел.
Он не уверен, что сейчас получится провернуть все чисто. В конце концов, убийца из него никакой – единственный раз, когда ему нужно было… Гэри задвигает эти мысли подальше: он предпочитает не вспоминать ту ночь. И без того гадко на душе. И без того эта херня снится ему до сих пор. И без того на руках достаточно чужой крови, чтобы жалеть об этом
