седые клочья окаймляли беззубый рот.
– Аман, урус! силлау[1]. – гнусило несчастное существо и потянулось к поводьям уздечки.
– Прочь! – крикнул Перлович и замахнулся нагайкой.
– Акча, тюра, азрак… акча[2]Ой! ой-ой!..
Старик нищий схватился за голову руками и упал, опрокинутый лошадью.
Перлович поскакал дальше.
Тяжело приподнялось бронзовое тело с пыльной дороги. Сквозь дряблые, поблекшие десны глухо прорывались невнятные проклятия вслед удаляющемуся всаднику.
С горы, подтормозив заднее колесо, медленно сползал дорожный тарантас с фордеком3. Густой слой пыли покрывал все: и растреснувшуюся кожу экипажа, не выдержавшую сорокаградусной жары, и сбрую, и лошадей с потертыми плечами и спинами, и ямщика-татарина в остроконечной войлочной шапке, и целую пирамиду сундуков и чемоданов, хитро пристроенных сзади на фальшивых дрогах…
Много тысяч верст катилось это произведение казанских кузниц: и на волах, и на лошадях, и на верблюдах, расшаталось оно, словно расплюснулось, дребезжит своими винтами и гайками и, глухо прогремев по мосту, скрывается в остатках триумфальной арки, построенной для въезда губернатора услужливым, в подобных случаях, купечеством.
Из окна тарантаса выглядывал красивый, почти античный, женский профиль, из-за него виднелись полосатый чепец и зеленые очки-наглазники, принадлежащие другой спутнице.
Какой-то всадник, в красных панталонах и белой шелковой рубахе с офицерскими погонами, задержал свою лошадь у самого экипажа, с любопытством посмотрел на проезжих, потянул носом тонкий запах пачули, распространявшийся от античного профиля, и поскакал дальше.
По дороге, ведущей к Мин-Урюку [3] 4, подымались облака пыли: быстро неслась оживленная кавалькада…
Впереди всех бойко семенил ногами белый иноходец, длинный шлейф черной амазонки развевался по ветру, открыв стройные ножки в отороченных кружевом панталончиках.
– Послушайте, барыня, не гоните так моего Бельчика, – говорил купец Хмуров, с трудом догоняя белого иноходца. – Да дайте ж ему дух перевести… фу ты, право!..
– Кажется, вы в этом больше нуждаетесь, чем ваш Бельчик, – заметила красивая наездница, сверкнув из-под густого вуаля глазами.
– Это почему-с?..
– Да вольно ж вам наряжаться в этот дурацкий кафтан. Вон тем, я думаю, и в кителях жарко.
Она указала назад своим хлыстиком.
Хмуров был в суконном кафтане русского покроя, перетянутом золотым поясом с цветными эмалевыми бляхами.
– Ну, хоть и не потому, – возразил Хмуров… – Вон, поглядите-ка, видите – сюда спускается…
– Кто это?
– А это наш новый негоциант…
– Перлович?..
– Он самый… Я, знаете, хочу его к
Здравствуй, русский! силлау – непереводимая одним словом просьба о подачке. (Здесь и далее в постраничных сносках приводятся комментарии из собрания сочинений Н. Каразина 1905 г. Скорее всего, комментарии принадлежат Каразину – они присутствовали и в первых публикациях романов в журнале «Дело» в 1872–1873 гг.)
Денег, начальник, хоть немного денег.
Мин – тысяча; урюк – абрикосовое дерево; составное собственное имя рощи в одной версте от Ташкента.
