С Паули у меня все было просто. Мы евреи. Плохие евреи, но чистокровные потомки Авраама, и родители Людвига от нас бы просто отказались, если бы в ванной их внук не был похож на еврея. А если бы я крестилась, как Герман, Людвиг бы точно на мне не женился. Скажи, Людвиг, только честно!
Людвиг. Женился бы – после их смерти.
Ева. Это комплимент?
Людвиг (спокойно). Чти отца и мать своих. (Замечает реакцию Вильмы.) Я не хотел, чтобы это так прозвучало. (Кланяется Эрнсту.) И Эрнста. Конечно. Математика, кажется, единственный язык, на котором можно точно изъясняться. Тебе надо в этом году поехать к маме с папой на Седер, Вильма. Вместе с Эрнстом и девочками, конечно.
Вильма. Да, надо съездить. Может быть, это последний раз.
Людвиг (Герману). И вы с Гретль тоже, разумеется. Будет хорошо, если дети проведут Седер вместе.
Гретль. Я приеду. А что такое Седер?
Герман (Людвигу). Ты, очевидно, считаешь, что принять католичество – это все равно что вступить в жокейский клуб.
Людвиг. Разница небольшая, разве что в католики принимают кого угодно.
Вильма. Позволь мне сказать, Герман, в тебе есть какой-то снобизм по отношению к дедушке и бабушке Якобовиц.
Герман. Во мне?
Вильма. Да, в тебе. Снобизм по отношению к тому, как они говорят, как вставляют слова из идиша, как одеваются – словно иммигранты из какой-нибудь галицкой деревни, – хотя они там живут и держат там магазин. Они слишком местечковые для тебя.
Герман. Это не снобизм. Это… ладно, снобизм, я согласен.
Гретль. Я бы хотела поехать в Галицию. Это было бы так интересно!
Герман. Что в этом интересного?
Ева (примирительно). В таком случае все могут собраться на Седер у нас. Правда же, Людвиг?
Ханна. О да, пожалуйста, Ева!
Вильма (Ханне). А как же мама с папой?
Ева. И они тоже приедут! Увидеть Вену – это будет для них настоящий праздник. И всего одна пересадка на поезде.
Вильма. На каком поезде? Им только до поезда ехать полдня. И она захочет взять с собой постельное белье, не говоря уже о едe, которой хватит, чтобы открыть ресторан. Она будет три недели готовиться, с каждым днем все больше нервничать и переживать, как она оставит магазин… на самом деле, с ее сердцем это смертельный номер.
Людвиг. С ее сердцем все в порядке, но даже если…
Вильма. Кто ты такой, чтобы так говорить?
Людвиг. Ты хочешь сказать, кто такой доктор Лисак, чтобы так говорить. Но даже если…
Вильма. Хорош сын! Мама и папа от всего отказались, только чтобы ты поступил в университет и им было кем гордиться!
Людвиг. Я с тобой соглашался.
Ханна, сидящая за пианино, взрывается.
Ханна. А как насчет меня? Кто-нибудь когда-нибудь будет гордиться мной, тем, что я куда-то выбилась? Тебе легко рассуждать, Вильма. Ты о маме не очень беспокоилась, когда подцепила университетского друга своего брата и тебе
