клещ, забравшийся под кожу.
– Кто еще знает?
– Только я. Ну и Ржавый Дон из переулка на Тридцатой – думаешь, кто мне его сдал? – Губы растягиваются, обнажая медяшки на месте передних зубов.
Рыжий протягивает NMC. Игнас, закатывая рукав, вставляет нейрофлешку в разъем на предплечье и закрывает глаза. Дважды просматривает запись, сделанную на углу Тридцатой улицы, прежде чем сохранить в собственной базе.
Заноза бросает на него встревоженный взгляд.
– Ты же его, ну… не это самое?
– Нет, – отрезает Игнас. – Только поговорю. На этом все.
Он встает из-за стола, не прощаясь, и выходит из бара под дождь.
Казалось, Игнас узнал это место, но Липа, вглядываясь в увеличенную картинку, не понимала, что именно его задело. Устройство, подчинившись легкому движению пальца, перемотало запись вперед. Мокрые улицы Фейртауна пронеслись перед глазами за считаные секунды.
…Угол Тридцатой встречает тишиной. Игнас замедляет шаг, вглядываясь в мерцающие огоньки вывесок: где-нибудь обязательно не хватает буквы. Одна тусклая «а» или «i» среди синевы и пурпура портят картину.
Над тяжелой, обитой железом дверью – пустота. Сама дверь заперта. Игнас обходит здание слева, перелезает через ржавую проволоку и оказывается во внутреннем дворе. Окна заколочены: в узкие щели видна лишь тьма.
Тихо выругавшись, он примеряется к доскам. Хлипкие отходят сразу, с другими приходится повозиться. Крошево стекла осыпается на пол, прежде чем он оказывается внутри. Глаза постепенно привыкают к темноте. Свет уличных фонарей не проникает внутрь, и чернота кажется плотной, вязкой. Тягучей, как фейрит. Она ложится под ноги, скрадывая скрипы ламинатных пластин. И она же ведет его сквозь комнаты, рисуя чернилами острые углы.
Он шагает за порог и замирает. Пальцы скользят по стене и находят выключатель, но Игнас медлит.
Тишина.
Только сердце бьется.
Три вещи происходят одновременно. Игнас оборачивается, нажимая на кнопку; светильник вспыхивает желтым светом, и пуля прошивает плечо. Ударяясь спиной о стену, он сползает вниз, находя единственное укрытие – бок массивного кресла.
– Вихо?
Аккумулятор искрит. Электроприводы протеза замирают, рука повисает бесполезной плетью.
– Вихо, я безоружен. Просто хочу поговорить. Это Джим. Девятый.
Тишина.
– Ну же, Вихо! Не будь это важно, меня бы тут не было.
– Вставай.
Голос девичий. Нарочито громкий.
– Вставай и выходи. Руки на затылок, чтобы я видела, и без выкрутасов. Второй раз не промажу.
Игнас поднимается. В дверном проеме стоит девчонка лет восемнадцати. Теперь он может ее разглядеть: широкие скулы, смуглая кожа, бусины, вплетенные в косы…
– Ты его дочь?
Дуло пистолета смотрит
