официальную мину cо спасительным невозмутимым лицом хозяйки, принимающей гостей. Каждый раз, когда кто-то из моих коллег спрашивал меня о бойфренде, с которым я делила кров, мне приходилось притворяться, что он только что ушел. А в моей голове громко пульсировала кровь. Во время ланча мы ходили в ближайший паб через дорогу, и пока другие возились с майонезом и вилками, я чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Я сглатывала их, надеясь, что никто этого не заметил. Внутри я испытывала панику. Было ощущение, словно моя жизнь рухнула с обрыва, рассыпалась по земле, а я просто смотрела на все это, зная, что мне неоткуда ждать помощи. Мысль о том, что он больше никогда не зайдет в комнату и не скажет мне «привет», была невыносимой.
Было еще светло, когда он вернулся, чтобы собрать маленький чемодан и уйти. Я поняла, что меня не так сильно любили, как я думала, – даже самое короткое время. Мы путаным образом пришли к решению не контактировать друг с другом, чтобы дать помочь определиться, захочет ли он – в случае если сможет – вернуться.
Когда я не чувствовала страха, я объясняла это неким порывом, маленьким кризисом, необходимым подводным камнем в богатой мозаике жизни, которая станет в будущем нашей общей жизнью. Возможно, по прошествии нескольких лет мы бы вспоминали данный эпизод, острили по этому поводу во время ужина с друзьями, закатывая глаза. Казалось, что именно так и будет. Это, конечно же, было логичнее, чем просто полный крах. Ведь это всего лишь пауза, после которой мы воссоединимся и станем еще более крепкой и счастливой парой.
Но именно подобного рода отрицание привело к тому, что уход Джоша стал для меня полной неожиданностью. В своей решимости быть всем сразу – известной журналисткой, разносторонней и гармоничной девушкой двадцати с чем-то лет, приятным участником совместных вечеринок, обожаемой лучшей подругой, еще более крутой девушкой своего молодого человека – я даже не допускала мысли, что часть всего этого не работала, что невозможно быть всем этим одновременно. То, что мы имели, хорошо выглядело на бумаге, выглядело в соответствии с теми желаниями, к которым мы были приучены с детства. И когда все в итоге оказалось неправильным, я спокойно решила принять тот факт, что именно так и должно быть. Пока Джош бился над пониманием границ наших отношений и все более резко очерчивающегося будущего – которое, как я думала, у нас есть, – я спокойно игнорировала реальность.
К следующему утру небо заволокло. Появились грозовые тучи, в окна забарабанил дождь. Я проснулась одна в постели, чувствуя лишь полную пустоту. Телефон молчал. Я жаждала найти в нем сообщение от него со словами, что все это было ужасной ошибкой.
Мы всегда живо, эмоционально общались с ним по телефону. Просыпаться, чтобы ответить на текстовые сообщения, стало для меня привычкой еще с подросткового возраста. Со временем это трансформировалось в то, что ты уже просыпаешься с кем-то рядом, а потом остаются только теплые простыни, когда человек вышел
