не хочешь?
– Зачем? А как же повеселиться?
– Повеселиться ― это хорошо. Не заиграйся только. Чтоб потом не пожалеть.
– Тю. Угрозы? Как не спортивно, ― закусив лимон, ко мне снова наклоняются. Угощают.
Мимолётно соприкасаемся губами, когда я забираю его.
Ммм. Сладко и кисло одновременно.
Интересный микс.
– Почти поцелуй, ― замечаю.
– Почти.
– Повторим? С продолжением?
– Я бы повторила, но я ведь не настолько хороша, чтобы бегать за мной, умоляя о сексе.
Сначала не понимаю, а потом… понимаю.
И снова начинаю хохотать.
Вот честно, в последний раз я так много смеялся с девушкой… Ещё в универе, наверное.
– Вот оно что. Оскорбилась, значит, и решила проучить.
– Ты против? ― кружка отставляется в сторону, а смех застревает поперёк горла, когда её губы замирают возле моего уха. ― Не сопротивляйся, тебе понравится, ― шепчет она тихо, прикусывая мочку уха. Мать твою…
Чуть влажный, обжигающий поцелуй в пульсирующую вену на шее заставляет напрячься.
Второй ― сглотнуть.
Третий…
От третьего соображалка даёт сбой, потому что в ход идут шаловливые женские пальчики, скользящие по груди. Ниже и ниже.
Мать твою дважды…
Её откровенные заигрывания без капли робости словно ушат ледяной воды: вызывают кислородное голодание и аритмию. Доводят за считанные секунды до ломки, какая бывает при ознобе, но самого озноба нет. Его заменяет распаляющийся жар: в висках, в грудной клетке и в трусах.
Чистая физиология, страсть и похоть.
– Развяжи, ― сипло требую.
Или прошу, не знаю. Сам не понял.
– Зачем? ― завожусь не только я, Ева сама входит в раж. Нависает сверху и смотрит прямо в глаза, пока вторая рука расстегивает пуговицу на брюках и заползает под резинку боксеров, встречаясь с подрагивающим от нетерпения членом. ― О, тебе настолько нравится? Как мило.
– Развяжи, ― уже не прошу и не требую, а рычу.
– А иначе?
Рейки в изголовье трещат, но не поддаются. Кровать из красного дуба, сделанная на заказ, соответствует качеству ― не выломаешь так легко. Быстрее кости в запястьях переломаю.
Ладно, попробуем по-другому.
– Пчёлкина, ты попала.
– Сказал мне привязанный к собственной койке парень. Беззащитный и беспомощный, ― мурлычат томно, с упоением наслаждаясь своей находчивостью.
Преждевременно и опрометчиво, родная. Мой мозг хоть и коротит по-чёрному, но она заблуждается.
– Такой уж беззащитный? По-моему, я в очень даже выгодном положении. Совет дать? Если твоя цель, чтобы я кончил ― сожми его покрепче и чуть ускорься. Ртом тоже можно поработать, не откажусь.
Что и следовало доказать.
Дразниться в холостую и дальше ей становится не интересно. Женская ладонь исчезает из трусов. Вместо этого на моей груди уютно пристраиваются,
