эти представления ей удавалось устраивать на протяжении двух лет их совместной жизни. А потом почему-то муж зачерствел. Ну, любая игра приедается. И хочется чего-то нового. А тут нового – ноль, а налицо только полный обман и отсутствие контроля над собой.
И вот когда жена по привычке затянула жалобную песню осеннего аиста, что мол, вот-вот и скоро-скоро… но только сейчас мне плохо-плохо… муж взбунтовался и сообщил, что еще одно такое представление, и все – он за себя не ручается. Ну – устал. Хочет спокойно жить без стонов, воплей и попреков. Не можешь иначе? Тогда лучше разъехаться. И в одиночестве устраивать свои показательные выступления.
Жена, привыкшая к терпению, с которым муж относился к ее фокусам, жутко испугалась. Она поняла: ее семейной жизни грозит крах. Муж не шутил. То, что он сдержит свое обещание, было совершенно понятно: он никогда с ней так спокойно и хладнокровно не разговаривал.
Она стала анализировать свою с ним жизнь, которой была, надо сказать, очень довольна, и пришла в ужас. Только во время этого анализа поняла она, насколько противными со стороны могли показаться ее нытье и попреки.
Надо сказать: она не была дурой.
И очень даже любила своего мужа. Просто ей, единственному ребенку в семье, принято было потакать во всем. Вот она и переняла манеру своего поведения с любящими родителями и успешно до поры до времени внедряла ее в собственную семейную практику.
Она пообещала себе, что будет держать все чувства в руках, что больше не позволит никаких ложных тревог и связанных с ними размолвок. Даже если умирать буду, последним, кто узнает о моей болезни, будет муж – так она для себя решила.
И как говорится, зажили они лучше прежнего. Гораздо лучше. Во всяком случае – муж был уверен, что все у них пошло замечательно, что они друг друга поняли.
А жена просто зажалась и боялась теперь и себя, и мужа.
И вот на фоне всего этого она замечает в своем организме какие-то неполадки. И вроде месячные – не месячные, и вроде слабость… А что делать? Жаловаться некому. Терпит.
Через какое-то время – а проходит в страданиях месяца четыре – она понимает, что наверняка тяжело больна. То есть – что самое страшное с ней приключилось, что только может быть. Она даже внизу живота сама себе определила опухоль. И поняла: с такой опухолью жить ей осталось – хорошо, если два-три месяца.
К врачу идти – страшно. Скажут: ложись на операцию. А что эти операции? Только страдание себе увеличить.
Мужу говорить – нельзя. Скажет: «Ты опять?»
Приняла твердое решение терпеть до самой смерти.
Смерть все не шла.
Бедная женщина очень старалась быть ласковой с мужем. Ей очень хотелось, чтобы после ее смерти он помнил ее такой: доброй, кроткой, нежной и заботливой. Она научилась вкусно готовить. Она даже хоккей по телику с мужем смотрела, не возражая ни словом, ни звуком. Какая разница, что смотреть, если ты уже приговорена? Пусть хоть муж пока порадуется…
Ну, все-таки однажды она решилась и отправилась на прием к доктору. Просто чтоб уж точно знать свои перспективы.
А
