месяцев, он…
– Что? – Снежана опешила. – О чём ты? Какой ещё бог?
И тогда он принялся рассказывать. Снежана слушала и не могла поверить своим ушам. Он попросту ничего не знал. Не знал о мире, в котором живёт. Она в ужас приходила от того, какую жуткую, страшную, отвратительную ахинею вбили ему в голову. Он был не глуп, нет. Он был крайне, абсолютно, патологически невежествен.
– Создатель разделил людей на двенадцать месяцев, – втолковывал Курт. – Избранным, любимым месяцам Он велел жить в лете, прочим – в осени, весне и зиме. Потом люди ноября и марта восстали против Него, и Он уничтожил их месяцы, создав ничьи земли и отделив, таким образом, людей зимы от остальных. С тех пор так и повелось. Мы кочуем против хода Нце на небосводе и за год совершаем Великий Круг, оставаясь в своих месяцах. Люди апреля вспахивают поля. Люди мая сеют, сажают овощи, возделывают фруктовые сады. Сентябриты и октябриты жнут, собирают урожай и отсылают его людям весны и лета в обмен на оружие, одежду и утварь. Вы, люди зимы, рыбачите и промышляете дичь. И лишь три летних месяца не охотятся, не работают на полях и не добывают металлы в рудниках и копях. Они любимы Богом, созданы для высших целей и служат Ему, живя в неге, праздности и богатстве.
– Поразительная, редкостная чушь! – в сердцах бросила Снежана. – Значит, нас, людей зимы, тоже, по-твоему, создал бог?
– Конечно, – подтвердил октябрит. – В милости своей он не обошёлся с вами так, как поступил с ноябритами и мартами. Да, он обрек вас на суровое испытание – вечно жить под тусклым светом Нце среди снегов и льдов. Но он не истребил вас, а позволил совершать Великий Круг так же, как и прочим.
– Курт. – Снежана заглянула октябриту в глаза. – Неужели ты этому веришь? Неужели ты… вы все… Скажи мне, как называется наша планета.
– Что? – переспросил октябрит. – Как называется что?
– Ты и этого не знаешь. Как называется наш мир?
– Боже мой, – сказал Курт. – Как ему называться. Земля, естественно.
Глава 3
Апрель. Франсуа
Дождь начался вечером, шёл всю ночь, а под утро превратился в грозу. Гремело и сверкало так, будто Господь приговорил к расстрелу головное, боевое кочевье раннего апреля.
Запахнувшись в длинный, до пят, плащ, по брови натянув капюшон и упрятав ладони в рукава, командир кочевья, лейтенант Франсуа Мартен откинул полог повозки, выругался и спрыгнул на землю. Был Франсуа высок ростом, мускулист и широк в плечах. Ещё были у него тонкий с горбинкой нос, густые сросшиеся брови и карие глаза на выразительном, породистом, слегка скуластом лице. Больше у Франсуа Мартена ничего существенного не было, если не считать трёх сотен подчинённых ему бездельников и головорезов да полудюжины скаковых лошадей. Всем прочим лейтенанта обеспечивала казна, а излишки легко и быстро уходили на приятельские попойки и кутежи.
Аббат Дюпре ждал лейтенанта у коновязи, мрачный, сутулый, похожий на сложившего крылья нахохлившегося грача.
– Может,
