убийц, те устроили засаду перед Капитолием и средь бела дня забили его насмерть дубинами и камнями. Тело сбросили в Тибр без погребения. Его брат, Гай Семпроний Гракх, также избранный трибуном, попытался возобновить реформы, начатые Тиберием за двенадцать лет до того. Именно тогда Сенат впервые обнародовал чрезвычайное постановление – senatus consultum ultimum, которое наделяло двух носителей верховной власти, римских консулов, правом арестовать и казнить Гая Гракха, а также любых других трибунов, которые станут выступать за перераспределение земель. В 121 г. до н. э., окруженный наемными убийцами, которых послали консулы и Сенат, Гай Гракх приказал рабу убить его, не желая попасть в руки врагов.
Сторонники преобразований сгруппировались вокруг партии так называемых популяров, отстаивавших реформы злополучного Гракха. Сенаторы, настроенные более консервативно, создали партию оптиматов, то есть «лучших», поскольку действительно считали себя лучше других. Население Рима открыто разделилось на две непримиримые стороны. К этим двум несогласным сторонам добавилась третья – жители италийских городов, союзников Рима: решения, влиявшие на их будущее, принимались римскими сенаторами или гражданами без их ведома. Эта третья группа требовала римского гражданства, а вместе с ним и права голоса, чтобы принимать участие в решениях, которые непосредственно касались их.
Народное собрание избирало новых трибунов, которые снова пытались провести в жизнь реформы, начатые Гракхами много лет назад. Но все они погибали от рук вооруженных убийц, нанятых сенаторами. Рим разделился на три части: популяры, оптиматы и союзники. Но однажды появился молодой римлянин, патриций, неравнодушный к нуждам популяров и союзников и обративший внимание на четвертую группу, которую прежде никто не замечал: провинциалы, жители присоединенных Римом стран, от Испании до Греции и Македонии, от Альп до Африки.
Этот юноша полагал, что существующее положение вещей должно измениться раз и навсегда, но ему едва исполнилось двадцать три года, и он был одинок. Мало кто обращал на него внимание до суда, состоявшегося в 77 г. до н. э., когда он, несмотря на молодость, согласился выступить в качестве обвинителя.
Подсудимым, обвинявшимся в том, что он брал взятки, будучи наместником Македонии, был всемогущий сенатор Гней Корнелий Долабелла, правая рука вождя сенаторов-оптиматов Луция Корнелия Суллы.
Судьями были сенаторы, в соответствии с законами Суллы, которые предоставляли Сенату судебные полномочия; они склонялись к оправданию Долабеллы, нанявшего, помимо прочего, двух лучших защитников: Гортензия и Аврелия Котту. Вот почему с самого начала никто не соглашался быть обвинителем по этому заведомо проигрышному делу. Только безумец или невежда согласился бы выступить с обвинением в подобных обстоятельствах.
Долабелла рассмеялся, услышав имя обвинителя. Он, как и прежде, безмятежно веселился на вечеринках и пирах, предаваясь разгулу и ожидая суда, который считал заранее выигранным.
Молодого,
