сказанное моей матушкой – правда. Я был при смерти и уже чувствовал, как она близка. Моя матушка молча молилась, а потом сказала мне, что Господь вверил ей жизнь мою. И сразу боль ушла. Мне стало легко и хорошо. Через три дня моя рана – а она была очень опасная – начала затягиваться, а через неделю совсем зажила, и я снова мог ходить. Свидетельствую: воистину Господь отвечает на молитвы.
На том, вновь оглядев собрание и встретившись глазами с матерью, Солон сел.
Сколь ни наслушался Джастес Уоллин подобных речей, а этот конкретный эпизод произвел на него изрядное впечатление. Во-первых, Уоллина тронули несчастье и нужда миссис Этеридж, ее любовь к сыну при полном осознании, сколь далек он от совершенства, но еще сильнее Уоллин был потрясен сочувствием и теплотой, которые просто и вдохновенно выразила миссис Барнс. Определенно ее рассказ о чудесном исцелении сына правдив, недаром же юноша сам подтвердил это при всех.
Какая сильная женщина; есть в ее высокой худощавой фигуре что-то от подвижницы. Наверное, люди к ней тянутся. Честность сквозит во всем ее облике, ибо лгуны не держатся столь прямо и столь уверенно. Поистине миссис Барнс как бы воплощает саму идею квакерского учения. Уоллин радовался, что не вылез со своими обычными постулатами: богач-де есть только управляющий, так как это было бы неуместно перед лицом столь сильной веры в немедленный отклик Господа на искреннюю мольбу! Сама идея управления материальными благами показалась Уоллину вымученной. Разве деньги способны исцелить умирающего, зарубцевать смертельную рану? Находясь под глубоким впечатлением (как и остальные члены общины), Уоллин дождался, пока старейшины поднимутся и начнут жать друг другу руки, тем самым показывая, что собрание окончено, и поспешил к Ханне – ее имя он заранее узнал у одного из старейшин. Ханна была уже окружена Друзьями. Уоллин взял ее за руку и сказал:
– Ты Ханна Барнс, верно?
Ханна кивнула, и Уоллин продолжил:
– Меня зовут Джастес Уоллин.
Солон уже успел отойти на пару шагов, но вдруг вздрогнул – без сомнения, перед ним был отец Бенишии.
– А это, конечно, твой сын, – добавил Уоллин, оборачиваясь к Солону и пожимая ему руку.
– Да, Солон – мой единственный сын, – сказала Ханна. – Моему мужу Руфусу пришлось ненадолго уехать в Сегукит – это в штате Мэн, мы раньше там жили, вот у Руфуса и остались кое-какие дела.
– Стало быть, ты недавно посещаешь здешнее собрание Друзей, – не унимался Уоллин, будучи под сильнейшим впечатлением от Ханны да и от Солона – с какой искренностью и горячностью мальчик подтверждал рассказ матери!
– Да, мы перебрались сюда всего полтора года назад. Мой муж управляет имуществом моей сестры с тех пор, как умер ее муж, Энтони Кимбер, это случилось два года назад. А теперь извини меня. Боюсь, миссис Этеридж уйдет, а я бы хотела поговорить с ней. Мне так понятно ее горе.
– Конечно, конечно! Прости, что
