губ Эйдена изгибаются в ухмылке, как будто он соглашается.
Мы любим крики.
Я думаю, меня сейчас стошнит.
Как я могла не подумать о таком исходе, когда загоняла себя в такую ситуацию? Я должна была знать, что ничего хорошего из конфронтации с Эйденом и Ксандером не выйдет. Эти помешанные не заботятся о моральных устоях или общественных стандартах.
Их воспитывали в убеждении, что они выше всех остальных.
Если они попадали в беду, влияние их родителей выводило их из нее невредимыми. Как и в случае с Леви Кингом, школа извинилась за то, что он сделал.
Их моральные принципы искажены и размыты. Черт возьми, возможно, их вообще не существует.
Как я могла так глупо предположить, что у них тот же моральный уровень, что и у меня?
Глупая, глупая я.
Если я хочу выбраться из этого с минимальным ущербом, тогда мне нужно опуститься до их уровня и попытаться увидеть все с их искаженной точки зрения.
Они отморозки, а это значит, что они получают удовольствие от борьбы своей жертвы.
Я проглатываю свою гордость и прекращаю попытки освободиться.
Эйден наклоняет голову набок, слегка подергивая левым глазом. Я распознаю первый жест как созерцание, но я не уверена, что означает это подергивание. Это гнев? Раздражение? Что-то еще?
Будь он проклят – как трудно его читать!
Эйден подходит ближе, так что его грудь почти касается моей.
– Ты гордая маленькая штучка, не так ли, Отмороженная?
Я ошеломлена сменой темы. Я думала, это дело в телефоне?
– Тебе насрать на всех. Разгуливаешь здесь с этим своим поднятым подбородком, как будто никто здесь не заслуживает твоего времени. – Он тянет за выбившуюся светлую прядь моих волос и вертит ее в пальцах, наблюдая за ней с маниакальным интересом. – Такая… холодная.
Чем сильнее он накручивает прядь, тем больше у меня спирает дыхание. Я не знаю, играет ли он или собирается вырвать ее из моего черепа вместе со скальпом.
Темное, вызывающее клаустрофобию ощущение сжимает центр моей груди.
Я бы солгала, если бы сказала, что мне не было страшно. Даже когда я держалась подальше от него, я всегда замечала скрытые темные наклонности за металлическими глазами Эйдена.
Он заправляет прядь волос мне за ухо. Случайному прохожему это показалось бы любящим, заботливым жестом, но со стороны Эйдена это затишье перед бурей.
Звук самолетов, подслушанный прямо перед бомбежкой.
Легкое движение земли прямо перед землетрясением.
– Скажи мне, Отмороженная. Какие твои тревожные кнопки? Чего ты боишься, а?
Тебя!
Я проглатываю крик, вздергиваю подбородок и встречаюсь взглядом с Дьяволом.
Он сжимает мою челюсть между большим и указательным пальцами.
– Скажи. Мне.
Когда я сохраняю свое право на молчание, что-то мелькает в лице Эйдена. Но оно быстро и мимолетно исчезает.
Он
