развитие плода или, с высокой вероятностью в восемьдесят шесть процентов, грозит потерей ребёнка.
– Предоставь данные, медики разберутся.
– Да, адмирал.
Шумиха вокруг появления чужого корабля была пресечена на корню. Во-первых, корабль появился на дневной стороне Земли, во вторых, – дальше орбиты Луны, что скрыло его с глаз большей части населения. Теперь он дрейфовал позади Луны, и вместе с ней вокруг Земли. Крутящиеся в интернете ролики со словами биона списали на очередной фейк. Айлин же сослали подальше, на остров, с населением, живущим своей общиной и не особо интересующимся творящимся в мире.
Айлин почти добрела до своего домика, когда увидела Шевцова на берегу. Этот молодой человек представился ей на следующий день после испытания на полиграфе, когда повёз на очередную беседу. И теперь он был единственным, кого она знала на острове.
– Нам пора ехать, – сказал он, не снимая чёрных очков. В строгом костюме он смотрелся неуместно на золотом песке пляжа.
Айлин сбилась со счёта, скольким людям она рассказывала одно и то же. Всё это напомнило ей суд в башне Альянса, когда она стояла в кругу света, а вокруг сидели те, кто не верил ей и осуждал. Только теперь ей, наоборот, не давали молчать, задавая всё новые и новые вопросы. Она рассказывала о жизни на Теонуриане, о его отношениях с Сониумом. Об обустойстве общества, иерархии, об образовании, медицине, об Альянсе. Рассказывала всё, что знала о производстве туилизия, его свойствах, о космофлоте, об отце…
Почему-то об отце было больше всего вопросов. Айлин не могла понять, почему их ей задают, – неужели, за двести с небольшим лет из истории планеты исчезли данные о потере экспериментального межзвёздника с тремястами ведущих учёных на борту, под руководством адмирала космического флота?
Айлин кивнула на слова Шевцова и ответила:
– Я только переоденусь…
Всю дорогу они молчали. Айлин уже без прежнего интереса разглядывала в окно автомобиля проносящиеся вдоль дороги деревья. Шевцов включил радио.
– О, это же музыка! – оживилась Айлин, – перед отлётом папа включил музыку и мы танцевали. Только она была не такая.
Шевцов удивлённо глянул через плечо но девушку:
– Там, откуда ты, не было музыки?
– Нет. Там, как оказалось, многого не было. Поэтому я понимаю папу: он лишился всего и долгие годы учился жить с тем, что есть. Он не смог привыкнуть. Он не смог быть счастливым, – на глаза Айлин навернулись слёзы при упоминании об отце.
– Он, наверное, очень хороший, твой отец? – Шевцов протянул ей платок.
– Да. Самый лучший! И мне плохо, думая, что он застрял там навсегда.
Вскоре они въехали в местную больницу, где у Айлин опять брали разные анализы.
– Нам разрешено побродить по острову. Если ты захочешь, – Шевцов встретил её на выходе.
– А не боишься, что я выпущу из глаз лазерные лучи и сожгу всем мозги?
– Вот я бы не шутил на твоём месте. Ты прекрасно знаешь, что нас слушают. Хочешь сидеть в бунгало безвылазно?
– Шучу,
