к тебе нравственно-небрежно. Куда ни кинь, всюду банальности, тягомотина. Одно утешение – книги да попытки раскрасить суету высшими науками. Не живём, а суетимся… Да что говорить, слова – жалкий стон души…
– Семён, ты как холостой патрон: галок пугать. Отгораживаешься фактами, чтоб не следовать им. У тебя всё есть. Работа нормалец – начальник участка. С первого штурма взял универ. В семье благоуханье. Не верю твоим кислым мыслям, тухлятиной несёт… У тебя мухи путешествуют по лбу…
Матьяш взорвался со стула, стул опрокинулся. Резко с досадой махнул рукой и начал мыкаться по комнате. Ходил не то чтобы зло – с недоверием.
– А с чего ты взял, что в семье порядок? – с недоумением заметил Цветов.
– А по глазам вижу. На девок не стреляешь или лениво смотришь. Весь такой гладенький, не пылишь, только умничаешь. Значит, всё у тебя по правилам и по душе.
– Пожалуй, правду сказал. Жену свою уважаю и боготворю. Уютная она какая-то. Сын не пустышка – увлечённый. От любви к шахматам умирает. Всё сходится. Да и в делах аварийного ничего не нахожу. Ты прав: засамобичевался что-то я. Брюзга напала. Ощущение гложет – живу из любопытства, без одушевления. Наверно, оттого, что очередной барьер взял, а недооценил. Перегорел, что ли… Ненавижу действительность теоретически.
Матьяш вновь сел на стул. Вздул обвисший ус, глаза забегали.
– Вот и приехали. Оказывается, у тебя не жизнь, а поэма! Только пишешь её не рукой, а ногой – брезгливо. – Он хлопнул Семёна по коленке и добавил: – Бабу тебе надо. Хандра разрушительна, а женщина вдохновляет.
– Ладно, не умничай. Говорят, без сопливых скользко. Как-нибудь разберусь.
Владимир заулыбался вдумчиво, сердечно.
– Сёма, а у меня не стой тебя, всё чинно и гладко. И жена – красавица, и дочура – умница. Всё сопоставимо и благоустроено. Только я живу без желчи и на жизнь смотрю утончённее. Это даёт жизни кислород…
– Как мотылёк пыльцу с цветов собираешь? А душа-то при этом не болит? – прервал друг.
– Да как тебе сказать. Иной раз и щемит. Только я не бабник, а весёлый человек. Всё не просто. Женщина у меня строгая. При ней вольностей себе не позволяю. Но жизнь-то у меня путешественника. Кочую, как калмык. Сегодня на десятом километре, завтра на тысячном. Монтаж газопроводов – дело тонкое, но грязное и динамики требует. Так и жизнь у меня не без грязи… – Он как-то испытующе посмотрел Семёну в глаза и продолжил: – Трудно представить, но среди сварщиков битва нешуточная идёт. Деньжат куча, как кузнецы монету куют. В очередь стоят на работу, хоть и делать шов на больших диаметрах – дело высшего пилотажа. Швы рентгеном просвечивают. Чтоб на работу приняли, жён своих подставляют. Даже, скорее, жёны сами, по своему усмотрению, под начальство стелятся. Оттого и не только в тундре, тайге, но и на душе грязь у многих слоится. Однажды тоже грех поимел. Грешным делом и меня эта участь не миновала.
