В общей сложности показ продолжался полтора часа, и, как в первый раз, пот лил с нее градом, а новые туфли безжалостно терзали ступни. И все же Зое казалось – она ничего не весит и может долететь до луны. Сидевшие в партере кивали и что-то говорили – слов она не разбирала. Совещались они целую вечность, и наконец один из них повернулся к Зое и крикнул ей, как о чем-то вполне заурядном и обыденном:
– Так, благодарю вас! В следующую пятницу, в четыре – генеральная репетиция.
И все забыли о ней, а она стояла, и по щекам ее катились слезы счастья. Мадам Настова говорила ей правду, и ангел-хранитель не отступился от нее. Зоя не знала, означают ли эти слова, что она получает ангажемент, а спросить не решалась. Понимала она одно: в пятницу, в четыре часа, состоится генеральная репетиция... А дальше не загадывала.
Ей очень хотелось поделиться своей радостью с Евгенией Петровной, но она знала, что это невозможно. Узнав о том, что ее внучка, графиня Зоя Юсупова, сделается танцовщицей, бабушка придет в неописуемую ярость. Лучше уж пока хранить это в тайне... Вот если ее и в самом деле примут в прославленную труппу, тогда...
Однако на следующей неделе, получив вожделенный ангажемент, она все-таки не утерпела.
– Что-что? – не веря своим ушам, переспросила Евгения Петровна.
– Я показывалась Сергею Дягилеву, и он разрешил мне танцевать в своем балете. Премьера – через неделю.
Бабушка, как и ожидалось, не разделила ее восторга:
– Не сошла ли ты с ума? Танцевать на сцене?.. Что сказал бы твой отец, если бы узнал о таком? – Это был хорошо рассчитанный удар ниже пояса, и Зоя с тоской в глазах посмотрела на бесконечно любимую ею Евгению Петровну.
– Зачем ты так? Папы нет... Он не принял бы ничего из того, что случилось с нами. Однако это случилось. Значит, нужно что-то предпринимать, а не сидеть сложа руки – так мы просто умрем с голоду.
– Ты этого боишься? Напрасно. Сегодня же я закажу тебе двойную порцию. С голоду ты не умрешь. Но и на сцене танцевать не будешь! Вот и весь сказ.
– Буду! – Впервые в жизни Зоя с вызовом взглянула на бабушку. Спорить она осмеливалась только с матерью. Однако уступить сейчас значило отказаться от единственной надежды. Как еще могла она зарабатывать? Продавщицей в магазин она идти не собиралась. Мыть полы, поступить в швейную мастерскую? Идти в модистки и украшать перьями чужие шляпы? Никогда! А больше она ничего не умеет. Рано или поздно придется искать работу, и бабушка знает это не хуже, чем она сама. – Вспомните, какие гроши вам дали за рубиновое колье. Сумеем ли мы прожить, продавая наши драгоценности?! Все эмигранты занимаются этим. Все равно придется поступать куда-нибудь, так не лучше ли делать то, что я умею и люблю?!
– Твои рассуждения просто нелепы. Во-первых, у нас еще есть деньги. Ну а когда они кончатся, мы найдем достойный способ заработать. Мы обе вполне прилично шьем. Ты можешь преподавать русский или французский, английский или даже немецкий, если немножко поднапряжешься. – Да, в
