человека. У него не было ни фанфаронства, ни высокомерия, ни надменности. Держал себя со всеми ровно, но без панибратства, с чувством собственного достоинства», – напишет генерал-майор Н. И. Корицкий.
Спустя 14 лет Роман Гуль опубликует в берлинском издательстве «Петрополис» свою новую книгу «Тухачевский. Красный маршал». Когда книга увидит свет, издатель А. С. Коган расскажет ее автору, «что к нему в издательство приходил Эренбург и сказал, что эту книгу Советы не простят ни автору, ни издателю. Впоследствии книга “Тухачевский” вышла на по-французском, шведском, финском языках. В Нью-Йорке эта книга была напечатана на идише в газете “Форвертс”».
Дней через десять в одном из берлинских ресторанчиков Гуль встретится с Всеволодом Ивановым, который неожиданно скажет ему:
– Ну и книжечку вы написали… ничего себе…
– Какую книжечку? – искренне удивится тот.
– Да о Тухачевском.
– Да где же вы могли ее видеть, она только что тут вышла.
– Где видел? – не очень приятно улыбаясь, скажет Иванов. – У двух людей в Москве. Одну – на столе у самого Михаила Николаевича, а другую у Яши Агранова…
Как вспоминал Роман Гуль, ему почему-то это сообщение Иванова было неприятно.
«У Агранова? У самого Тухачевского? С такой молниеносной быстротой? По лицу Федина я понял, что и он тут чем-то “шокирован”, хотя книги моей не знает, но по тону Иванова, вероятно, понял, что с ней что-то неладно».
Заместитель председателя РВС СССР и начальник вооружений РККА действительно прочитает книгу о себе. Припомнит он и Ромку Гуля, учившегося в одной с ним пензенской Первой мужской гимназии на два класса младше. Ведь Ромка неплохо знал и его, и его старшего брата Александра, и его сестру, красавицу Надю.
Сразу же нахлынут воспоминания, заноет в сердце. Ведь все это было…
«Заносчивый, холодный, пренебрежительный Тухачевский держался от всех “на дистанции”, не смешиваясь с массой товарищей.
У него был лишь свой “дворянский кружок”, где велись разговоры о родословных древах, древности городов, гербах и геральдике. Научных интересов у Михаила Тухачевского не было; он ходил одиночкой, “диким мальчиком”, не вызывавшим ни симпатий, ни дружб. В нем отсутствовала всякая грубость, но – полная оторванность от товарищей, аристократичность, замкнутость в себе и ко всем – подчеркнутая надменность.
На хорах Дворянского собрания гремит серебро драгунских труб, разливает уездную мелодию вальса “На сопках Маньчжурии”. По залу в синих мундирах вальсируют гимназисты с гимназистками в белых фартучках. Тухачевский на балу в первой паре, тот же самый, несложившийся, красивый мальчик-шатен со странным прямым разрезом больших выпуклых серых глаз. Голубая распорядительская розетка на левом боку, сух, выдержан, вежлив. “Гвардеец”.
Пусть недружен с товарищами, зато гимназистски от Миши без ума; и покончившая
