тяжело вздохнул и, ещё раз прочитав документ, уже громко спросил:
– В моё отсутствие какие-нибудь звонки поступали?
– Да, сейчас доложу, – Лиза, выйдя из кабинета, вернулась с записной книгой и прочитала:
– Первый секретарь министра медицины Егоркин в девять сорок, глава партии доверия и лидер поддержки Лучезарного Гуськов в девять пятьдесят, замнародного прокурора Епишев в девять пятьдесят пять и какой-то Артеменко…
Щупп, выслушав, вопросительно уставился на девушку. Обычно все звонившие говорили свою должность.
– Он не представился?!
– Не представился, странно, а что, надо было?
– Сказал дело государственной важности…
– Во как! А те товарищи что хотели?
– Те интересовались ноль девяноста восьмым.
– Что?! Вот дела! Спали, спали и на тебе! Ладно, если будут звонить, я к Сикоре пошёл, – сказал Щупп и кивнул на динамик.
Лиза улыбнулась и высунула язык, скорчив смешную гримасу радиоточке. Михаил Альфредович погрозил ей пальцем и вышел из кабинета.
IX
ТО, что четвёртое отделение никакого отношения к медицине не имеет, понимал всякий, переступая границу этого помещения. Ещё на входе висевшая табличка
«Посторонним вход запрещён! Отделение повышенной государственной важности»
намекала, что за дверью никто никого не лечит и лечить не собирается. Правда, в это крыло медцентра вообще мало кто заходил из персонала, не говоря уже о пациентах. Четвёртое отделение было обычным спецподразделением ФМБ, и простых смертных даже близко сюда не допускали. Кабинеты секретного объекта были напичканы различной радио и телеаппаратурой, позволявшей вести неусыпный круглосуточный контроль за всеми помещениями центра имени Топорыжкина. Причём все разговоры записывались на аудионосители и лазерные диски. А особо важная информация предоставлялась заведующему Сикоре, который её анализировал и передавал непосредственно в ФМБ.
Пристальное внимание фамибистов было приковано к палатам третьего спецкорпуса, в котором лечились госчиновники и партийные деятели. Ведь человек, находящийся под наркозом и тем более отходящий от него, мог болтать всякую чушь, среди которой могла проскочить запрещённая информация, неприличные высказывания в адрес руководства страны, Верховного Руководителя и крамольные планы пациентов.
Сорокапятилетний Лаврентий Васильевич Сикора возглавлял всё это хозяйство. Коренастый маленький толстячок со взглядом чёрных узеньких глаз, больше похожем на рентген. Сикора был седой и лысый, поэтому даже в помещении носил медицинский колпак, отчего смотрелся очень смешно. Этакий гномик с лицом серийного убийцы. Говорил Лаврентий Васильевич очень тихо и никогда не повышал голос. Лучезарная улыбка никогда не покидала его лица, но всё-таки она больше походила на гримасу палача
