не растерялась и как-то быстро разобралась в этом роящемся клубке.
– Скажите пожалуйста, а где первые классы находятся, – спросила она у пожилой учительницы, пытающейся хоть как-то урезонить толпу десятилетних сорванцов.
– А вот, прямо посередине. Видите? Слева – класс на молдавском языке обучения, он совсем маленький, а справа, большой – это на русском. Вы в какой записались?
– Мы в русский, – мать потянула Фёдора за руку, и он почти сразу стал различать лица своих бывших – будущих одноклассников.
Фамилии у них, по русским меркам экзотичные, странные до не могу. Вот, например, съедобные фамилии: Борщ Леночка, Брынза Игорь, Мамалыга Юрий. Или Лефтер Иван и Руссо Гришка, два дружка, постоянно утверждающие, что они на самом деле вовсе не молдаване, а французы. Но много было и русских: Чумаков Олег, Кутенкова Ирина, Гришаков Серега, Арцибашев Васёк, Туполева Инна.
Удивительное дело, сколько лет прошло, а их всех Федор помнил, память удивительно цепко подняла и явила на свет огромный пласт воспоминаний. И теперь Федор вспоминал о судьбе тех, кого знал: братья близнецы Митителы Коля и Камиль погибли где-то под Новороссийском, пьяные в шторм пошли на спор кто дальше заплывёт и оба не вернулись. Эмиль Мицу погиб в Афгане, подорвав себя гранатой, но не сдавшись в плен. Лена Борщ стала Брынзой и родила, и воспитала с Игорем двенадцать детей. Кэлораш Григорий погиб в девяносто втором, в марте, от пули румынского снайпера. Попа Анечка уехала на стройки Тюменского Севера, обезсилила и замерзла в Пурпе в 1995 году, в пятидесятиградусный мороз, пытаясь дотащить упавшего, и ничего не соображающего мужа алкаша из "гостей" в свой балок.
Ох ребята, ребятишки, стоите вы такие счастливые в стране советской, такие красивые и нарядные, такие веселые и встревоженные, и не знаете ничего о будущем. Просто и не думаете о нем. И никогда вы не будете петь "Прекрасное далеко" потому что прозвучит она в восемьдесят пятом, когда вам будет уже по девятнадцать – двадцать, и вам будут интересны совсем другие песни…
Фёдор заметил боком стоящую молодую женщину, если это их классная, то опять странность – их первая учительница – Евфимия Петровна, была женщиной пожилой, полной, это был её последний выпуск. После них она уходила на пенсию, и Фёдор помнил её очень хорошо, потому, как и любил сильно – тихую, спокойную, добрую. Человека с большой буквы. Он любил это выражение, в нём было нечто мистическое: Человек с большой буквы. Именно такой она и была. Она научила его читать и писать, считать и рисовать. Она научила его Добру. И Фёдор всегда её помнил, и всегда поминал в своих молитвах, хотя и не знал, жива ли. Впрочем, у Господа все живые…
Но вот женщина повернулась к ним лицом, увидела их с матерью, улыбнулась, и, с трудом протиснувшись несколько шагов сквозь ребятишек поздоровалась:
– Здравствуйте Марья Семёновна, очень рада Вас видеть.
И немного наклонившись вперед,
