энергию не подтягивать к себе, а просто отсечь? Потом как-нибудь собрать ее».
Я мысленно очертил небольшой круг около себя. Представил, что по контуру этого круга энергия отсекается, словно невидимым лезвием. Тонким, острым – как кончик пера. Оно ложится на золотистый туман как на бумагу, замирает всего на секунду. И делает резкий росчерк.
Одну бесконечно долгую секунду я с интересом наблюдал, как около меня вырисовывается ровный золотой круг, вспыхивая светом, словно я надрезал матовую оболочку на сияющем золоте. Во мне что-то тревожно сжалось. И я понял, что снова сделал глупость.
Внутри что-то разбилось, разорвалось. Я судорожно вздохнул, и меня повело вбок. Воздух расцарапал горло, как осколки дробленого стекла, и я не смог даже вскрикнуть. Все краски сделались ослепительно-яркими, до слез режущими глаза. Порыв случайного ветра опалил кожу так, будто ее и не было вовсе, только голые искрящие нервы.
Время почему-то замедлилось. Аин едва успела вскинуть руку, а позади нее отсеченная энергия собралась в одну волну, превратившись в узкий золотой серп. Я отчаянно дернулся, чтобы его ухватить, но тело не слушалось, и момент, когда все еще можно было поправить, был безвозвратно упущен. Время очнулось, а я мог лишь отстраненно наблюдать, как цвета вокруг замельтешили, кто-то вскрикнул, и оглушительно разбилось стекло.
Я снова все испортил.
Меня встряхнули, голова безвольно откинулась на плечо. Поднять ее не было сил. Зато я смог с трудом сфокусировать зрение, и обычное, и магическое разом. Барьер Фриг теперь напоминал разбитый шарик со снегом. Он осыпался хрустальным крошевом, и острые кусочки таяли в свете солнца, так и не коснувшись земли. Чуть дальше стояла Фрея, встревоженно стискивая рукоять меча. Навершие яростно сияло зеленым, отчего у меня зарябило в глазах. Рядом со мной сидела Аин, держась за голову так, словно ее мучила жуткая мигрень. Мне же было феерически все равно. Но не потому, что это правда было так, – у меня не хватало сил почувствовать хоть какую-то эмоцию. Фэй все еще держал меня за плечи. Он смотрел строго, но не сердито.
– Это был эксперимент, – пробормотал я в свое оправдание, кое-как разлепив губы.
– Провальный, – вздохнул Фэй.
– Я безнадежен, – сказал я, потому что мне это вдруг стало совершенно понятно.
– Ты себе еще и эмоциональный ресурс выжег, – качнул головой Фэй. – И нет, как и всякий одаренный маг, ты настолько небезнадежен, что даже опасен для окружающих. Но это поправимо.
Следующий день я проспал целиком, но изредка просыпался, мычал что-то невнятное, если меня спрашивали, хочу ли я есть или пить, и отключался снова. Сны были путаными и беспокойными, какие снятся только в бреду, во время тяжелой болезни.
Я видел мертвый город, задыхающийся под слоем пыли, и огромную железную птицу, что неслась сквозь него с громким лязгом и грохотом. Если кто-то попадался ей на пути, она раскрывала клюв и сжигала его в золотом пламени, оставляя одну лишь тень.
Кажется,
