Уродливый? Может быть, гвоздики подойдут?
‒ О нет, вы не так меня поняли. Уродливый, но большой и шикарный. Представьте, что стог сена переспал с траурным венком. Вот что-то такое. Ах, простите.
Цветочница смерила меня хмурым взглядом, развернулась и пошла в подсобное помещение.
‒ А у вас есть тигровые лилии? Добавьте их в центр, пожалуйста, ‒ крикнул я ей вслед.
Её не было целую вечность, ну или, может быть, десять минут. В любом случае, я весь извёлся. Но букет, надо отдать должное, получился воистину кошмарным.
Лилии она воткнула не только в центре, но и немного по краям. Их удушающий запах я почувствовал даже через прилавок, а стебли, похоже, уже вовсю подтекали. Вокруг лилий было какое-то частично увядшее сено, розы цвета несвежей говяжьей печени и мелкие голубые цветочки, которые не сочетались ни с чем. Чудесно. И конечно ‒ мелкая пыльца цвета метиленового оранжевого, которая всегда бывает от тигровых лилий.
Я представил лицо Софы в этой пыльце, и как она чихает. Раз, другой, третий.
‒ Да, это подойдет как нельзя лучше. Сколько с меня?
Цветочница назвала цену (тоже воистину кошмарную). Но делать было нечего, пришлось доставать кошелёк.
‒ Вы, барин, видно, сильно любили эту девушку? ‒ спросила цветочница, когда я был уже у двери.
Нет, конечно.
Вовсе нет.
Как вы вообще могли такое подумать.
Мы с Софой познакомились на первом курсе.
Наш год был первым, когда девушек принималили куда-то кроме лекарского факультета. У нас, на природной магии, их оказалось две. Александра, изящная сероглазая красавица, приезжавшая на занятия в собственном экипаже, всегда улыбчивая, милая и спокойная. И София, маленькая, с толстой рыжей косой. Эта София, напротив, похоже воспринимала академию как поле битвы. Она настрого велела всем называть её только Софой и чуть что рассказывала всем, что её дедушка ‒ настоящий друид, который восемьдесят лет живёт в лесу.
Зимой у нас начались практические занятия по зельям, я оказался в паре с Софой, и это было смерти подобно.
В химии Софа не понимала ничего. Она буквально не знала, что такое мениск. При взвешивании хватала все гирьки подряд, как будто её не учили пользоваться перчатками. В то же время донимала меня всякими дурацкими замечаниями по части растений и животных. Мол, если так рубить рябиновые почки, то они не отдадут всю свою силу экстракту, а только половину силы. И что это за зелье будет тогда? Одно название.
Мы перестали разговаривать уже на третьем занятии. Когда я делал что-то, что не нравилось Софе, она хихикала. Когда она допускала просчёт ‒ я закатывал глаза. Впрочем, зелья у нас выходили неплохие. Оценок ниже «хорошо» профессор ни разу нам не поставил.
На последнем занятии перед экзаменом Софа всё-таки поплатилась за свой скверный характер. Её ложку, шпатель и другие инструменты поразила оловянная чума. Не такое простое заклинание, между прочим. Я его в учебнике для четвёртого курса нашёл.
Всё занятие я делал всё, как надо,
