репродуктор, повествующий узнаваемым голосом Левитана об очередных успехах Непобедимой и Легендарной. Коя почти весь январь методично взламывала пресловутую «линию Маннергейма» гаубицами Б-4, которые армейские шутники уже успели окрестить «карельскими скульпторами» – за их потрясающие возможности в изменении любого ландшафтного дизайна. Кроме давно известной 203-мм гаубицы-пушки на финнах обкатывали и новейшую военную технику в виде самоходных артиллерийских установок СУ-76 и СУ-122 – бойцы РККА уже успели ласково окрестить их «Сучками» и искренне полюбить за оперативность огневой поддержки. Еще мельком и очень невнятно упоминались испытания каких-то новых тяжелых танков, модернизированных в зенитные установки «БТ»-эшек, и легких колесных бронированных транспортеров и автомобилей – но в целом, упор все же был на могущество советской артиллерии и лихие действия сталинских соколов, день и ночь вываливающих фугасные и зажигательные авиабомбы на головы белофиннов.
Тук-тук-тук-тук…
Закончив с колодкой на левую ногу, тринадцатилетняя ученица-практикантка отправила ее сохнуть на небольшой стеллаж, стоящий неподалеку от новенькой печки-«булерьянки» – в топку которой мимоходом подкинула парочку небольших чурбачков. Установив на стойку правую колодку с подготовленным к затяжке верхом, открыла банку с клеем и подхватила щеточку, не обращая внимания на звук открывающегося дверного замка. Вернее, замков: хозяин сапожной мастерской установил их на крепкую дверь два, причем – собственного изготовления, ибо фабричные считал чем-то вроде ненадежных оконных защелок. На десяток секунд из-за брезентовой занавески, отделяющей «прихожую» от основного помещения, потянуло стылым морозцем первой февральской субботы, затем там тяжеловесно потопали, сбивая с сапог комки налипшего снега… И наконец, в теплую мастерскую шагнул крепкий мужчина, разменявший пятый десяток лет: чуть прихрамывая и опираясь на резную палку-клюку, Ефим Акимович прямо на ходу небрежно кинул матерчатую суму с капельками растаявших тут и там снежинок на заправленный лежак, и грузно осел на свое законное место возле обувного верстака.
Тук-тук-тук!
Понаблюдав пару минут время за работой усердной ученицы, сапожник (и много кто еще) вновь поднялся, и для начала сдвинул в сторону плотные шторки на двух оконцах – сквозь основательно заиндевелые стекла которых в мастерскую тут же хлынул рассеянный свет зимнего солнца. Сходив до оцинкованного бачка с водой, вернулся и поставил на примус увесистый трехлитровый чайник с закопченым днищем; пару раз качнул ручкой насоса, нагнетая давление – и сломал две спички подряд, разжигая огонь.
– Да чтоб тебя!
Дотянувшись до другого коробка, Ефим наконец-то «включил» горелку вроде бы еще не старого «Рекорд-1» – отразившего трепыхание язычка пламени сразу в несколько сторон своими добротно надраенными латунными боками.
Тук-тук-тук…
Нависнув над старательной беляночкой, он придирчиво оглядел почти завершенную работу и проворчал:
