посиделки, ей бы дом понравился, на глаза навернулись непрошеные слезы. Я поспешила вернуться в гостиную.
Интересно, а маме присылали приглашение погостить в родовой усадьбе? Или она, как и я, ничего не знала про нее? Столько вопросов и ответить на них может только ба Ася.
Гостиная была обставлена просто, но со вкусом: стены обшиты деревянными панелями, как и остальные комнаты, у одной стены – два элегантных диванчика, круглый стол со скатертью ручной работы и красивыми кисточками до пола, у другой – высокий резной буфет с посудой и старинный деревянный сундук с красочными росписями по бокам, на стенах – картины и светильники с бархатными абажурами.
Украшением комнаты была, без сомнения, изразцовая печь. Кажется, изразцы были голландскими, кобальтовыми, я видела такие на картинах русских мастеров, когда училась в художественном училище. С трудом укладывалось в голове, что это вполне себе жилой дом, а не, скажем, чей-то дом-музей.
Рука сама потянулась к лежащему на столе карандашу и блокноту – зарисовать, запечатлеть комнату, отдельные уникальные предметы интерьера, выразить тем самым свое восхищение. Всегда, когда эмоции переполняли меня, я хваталась за кисти и краски.
Не раздумывая, я быстро поднялась в свою комнату, достала этюдник, бумагу, любимую кисть-колонок и набор тюбиков с краской. В следующую минуту я погрузилась в волшебный мир цвета и форм.
Я успела сделать несколько набросков буфета и печи, когда почувствовала чье-то дыхание на затылке, легкое, едва уловимое. Не хотелось отвлекаться, но ощущение чужого присутствия за спиной становилось все ощутимее.
Я машинально повернулась – в комнате больше никого не было. Неприятный холодок пробежал по спине, я передернула плечами, вернулась к работе. Но первый азарт схлынул, ушло состояние погруженности в свое любимое дело. Я то и дело вертела головой и отвлекалась. Однако, красивый узор на кованом сундуке привлек мое внимание, я постоянно вставала с места и подходила ближе, чтобы прорисовать красивые детали как можно точнее, для этого приседала чуть ли ни к самому полу, ловила более удачный свет от окна.
Наконец, один из набросков удовлетворил меня настолько, что я решила перенести его на холст, я села за стол и установила мольберт. Тогда-то я и почувствовала чей-то взгляд, он прожигал мне спину.
Я резко повернулась – с картины напротив на меня смотрела молодая девушка, мы были поразительно похожи – белая кожа с россыпью веснушек, тонкие черты лица, почти черные живые глаза, медные локоны струились красивой волной. Простоволосая и босая, в простом льняном сарафане с узорной вышивкой по краям, плечи прикрывала длинная шаль, она стояла на лесной тропинке, художник запечатлел ее напрогулке, в руках у нее была ветка сирени, а на шее – необычный кулон, простой неогранённыйкристалл на веревочке, даже без оправы.
Сама не заметила, как стала его зарисовывать, такой причудливой формы он оказался. Закончив, я подняла взгляд на портрети на какую-то долю секунды
