на снимке они с Валькой… значит, хотя бы ни один из них… это уже хорошо… После вчерашнего веселья у Олега случился очередной провал в памяти вследствие чего события сохранились весьма фрагментарно. Он схватил смартфон, чтобы сообщить новость Вальке, но тот уже и сам звонил:
– Видел новость? – синхронно спросили они друг у друга. .
– Ты где??
– Дома…
– Ща буду!
Через десять минут Валентин въезжал в ворота: они жили в одном посёлке, на соседних улицах, но по старой привычке тот передвигался исключительно на своём бронированном автомобиле. Войдя, он произнёс:
– Значит, так! – он достал любимый виски, который Олег всегда держал для него, налил им по пол стакана и оба, не чокаясь, выпили. Всегда спокойный Валентин нервно ходил из угла в угол просторного второго этажа с видом на дорогие сосны.
– Та-а-к… – он опять разлил. Выпили. Сели рядом на диван и смотрели в стену, сделанную из какого-то очень модного камня. Это был новейший дизайнерский писк, по словам самого дорого архитектора, фамилию которого никто из них не помнил. Думали они об одном и том же.
– Дела…
Валентин опять заходил. Он подошёл к окну, открыл его и начал глубоко вдыхать свежий и морозный воздух:
– Значит, вот как… Только этого нам не хватало…
– Да… – согласился Олег.
– А я тут думать стал, Олежа… Знаешь, у меня как предчувствие было… Какие то странные ощущения стали возникать, и я всё никак не мог понять, что это…
– Да?
– Да… Только не смейся, стало казаться, как будто есть что-то рядом…Или кто-то…Божественное… Свет…
– Что-о-о? – изо всех сил стараясь не заржать, переспросил Олег. Валька, гроза 90-хх, характерный тем временам двухметровый амбал, который даже школу не закончил, и вдруг «Свет», «Божественное»…
– Да не знаю даже, как сказать… Будто есть кто-то рядом…Как будто смотрит на нас, следит…
– А я тут читал, – Олег кивнул на лежащий на столе психиатрический справочник, – что если у тебя мания преследования, то это ещё не означает, что тебя не преследуют, – он раскатисто заржал и Валентин тоже заржал, но с допустимой для него отсрочкой.
В купе Алика была абсолютно одна, и эта никем не прикрытая незаполненность намекала, а пустующее сиденье напротив и вовсе давало понять, кто она такая на самом деле!
А ей уже и не нужны были эти намёки! Она и без них теперь всё прекрасно понимала. Да, надо было признать, что до сегодняшнего дня она об этом всего лишь догадывалась, лишь настороженно подозревала, трусливо отгоняла от себя эти неудобные мысли – ведь неприглядную правду сложней всего принимать.
Но теперь… Теперь ей прятаться было не от кого! Теперь она сидит одна, наедине с собой, и кого же ей в этом винить? От кого бежать? Чего бояться? Какой смысл теперь скрывать свою подлинную сущность? Да и зачем…
