жену, Степан стал думать, кому отдать ребенка. Не самому же возиться с грудной девчонкой, тем более, не родной! В первые дни ему с ней помогла мать, но после похорон Катерина сразу сказала Степану, что такая внучка ей не нужна.
– Еще чужих нагуляных сопливых детей не нянчила! Отдай кому-нибудь или ищи себе другую жену, чтоб она с ребятенком возилась. Только путную в этот раз бери, чтоб в голове ветер не свистал, – строго сказала мать.
Но Степану было теперь не до баб, он на них совсем смотреть не мог, сразу перед глазами вставало белое лицо Анфисы. Она умерла, а Степан говорил с ней постоянно, когда был дома один, обращался к ней по имени, как будто жена не в могиле лежала, а была где-то совсем рядом, за стенкой.
А еще Степан совершенно не знал, как ухаживать за крошечной девочкой. Он несколько лет проработал в кузнице, знал все о железе и о раскаленном металле, но при этом понятия не имел, как ухаживать за малым ребенком и подходят ли для этого его руки – натруженные, грубые, мозолистые. Младенец постоянно кричал, требуя то еды, то тепла, и Степан целыми днями бегал, как ужаленный: то менял пеленки, то грел на печи козье молоко, то стирал грязное белье в большом корыте. Ночами он ходил туда-сюда по комнате, качал отчаянно кричащую девочку. Он не понимал, что ей нужно, отчего она заходится плачем. Поэтому опять же разговаривал с мертвой женой.
– Видишь, Анфиса, нелегко нам со Снегуркой без тебя. Ничего у меня без тебя не получается! Хозяйство в беспорядке, скот запустил совсем, дома грязища. Хоть бы ты подсказала мне, как ты со всем справлялась, как все успевала одна.
Постепенно бессонные дни и ночи слились для Степана в одни нескончаемые сутки, и он, потеряв счет времени, решил, что больше так не может, что пришла пора искать для девчонки пристанище. Было у него на примете несколько хороших баб, кто мог заменить девочке мать.
– Извини, Анфиса, но я так больше не могу, – как-то сказал вслух Степан.
Он собрал приданое и, договорившись с одной бабой, решил избавить себя от обузы, отнести ей девочку. Бабу звали Арина, была она уже в зрелых годах, своих детей с мужем не нажила, все только с чужими нянчилась. Для нее маленькая дочка стала бы настоящей отрадой.
– Ни о чем не переживай, Степан. Оставляй ее, сиротинушку горемычную, Я ведь ее, как родную, любить буду. Вон она какая у тебя складная да курносая! Как такую не полюбить? – ласково проговорила Арина.
Степан сунул в руки женщине толстый свёрток из одеяла, в которое была завернута девочка, и руки его вдруг затряслись от волнения. Сердце екнуло, тяжело застучало, когда Арина прижала девочку к пышной груди, любуясь на ее кругленькое личико.
– Хороша девка! Как хоть назвал такую красоту? – спросила Арина.
Степан пожал плечами.
– Никак не назвал. Снегуркой иногда кличу. В такой мороз выродилась!
Арина улыбнулась доброй щербатой улыбкой. Девочка захныкала, и она принялась качать ее, напевая вполголоса колыбельную.
– Ладно,
